Он достал сигареты, вытряс одну из помятой пачки, схватил ее губами, а пачку протянул мне. Я поблагодарил: третий год не курю.
— Бросал… — сказал он, краем глаза следя за грузовиком, который из третьего ряда прижимал нас к троллейбусу. И ловко прикурил. Вместе с грузовиком, колесо в колесо, мы влетели в гулкую тьму туннеля, сизую от выхлопных газов, желтую от электричества. Но из туннеля на слепящий блеск солнца вынеслись одни.
— Бросал, — повторил он, продолжая наблюдать за отставшим грузовиком, среди множества мчавшихся за нами машин его не выпуская из поля зрения. — Год целый не курил. Один черт! Вон что, вон что делает!.. Где перестраиваться надумал. Вот раздолбай! И не видит никто.
Но тут по мчащимся машинам хлестнул милицейский свисток. Я оглянулся. Все так же мчались, и только грузовик, теряя скорость, один-единственный виновато откатывался к тротуару. Когда от светофора я глянул второй раз, шофер уже шел через шоссе, нес повинную свою голову и какие-то бумажки в руке. Милиционер и не глядел даже, стоял к нему спиной, уверенно зная: никуда не денется, придет. И к этой-то спине, запахиваясь на ходу, торопился, перебегал перед машинами шофер грузовика.
— Та-ак… Один накололся… — повеселел таксист. — Сейчас его причешут.
Он еще некоторое время глазом в дрожащем зеркальце ловил, что там происходит. И вперед смотрел, и сзади старался не упустить. Но мешали другие машины. Потом автобус надвинулся и все закрыл собой.
— А курить я бросал… Нельзя мне курить, язва желудка раздражается.
Я сказал, чтоб поддержать разговор:
— Марк Твен еще говорил: ничего нет проще, как бросить курить, я раз тридцать бросал.
— Вот и я не хуже того. Да бросишь тут, когда правды нет!
И строго глянул в мою сторону, словно это не он, а я сказал, что нет правды.
Было что-то профессиональное у него во взгляде: он и поощряет, он и стережет как будто. А строгость эта — мол, тот ли еще ты человек, кому доверить можно?
— Нет правды, — повторил он. Вздохнул. Помолчал. Мы шли по Садовому кольцу, скорость восемьдесят километров в час. — Вот дочка у меня. Три раза поступала. Ну?
Физику эту, математику она вообще, если уж так честно сказать, с детства уважает.
В меня пошла. Другой сидит, сидит, ну, чего, спросить, сам себя мучаешь? А ей сразу видно, где, в чем какое затруднение. Ничего ей все это не составляет. «Задачку не решила»… Может это быть? Ну, вот вас я спрошу, — он опять строгим взглядом примерился, — может это быть? Да она физику лучше всех предметов! А не решила, спроси. Еще спроси, ведь жизнь решается. Занималась — себя не жалела. Или мне моргать, шутка в деле? А-а-а…