Сын ересиарха

Кристофер шел по улочке Оксфорда. На улицах было непривычно тихо и малолюдно, редкие встречные жались к стенам, словно навстречу им шел не почтенный потомственный профессор университета, а прокаженный в сочащихся гноем лохмотьях. На перекрестках возвышались, как статуи, стражники с алебардами, и ветер доносил откуда-то вопли бродячих проповедников и эхом подхватывавший их рев толпы.

Господи, Господи… гордыня так думать, но теперь — понятнее слова Твои — «Да минует меня чаша сия». И другие — «Или, Или, лама савахфани?!».

Отец, отец, что же ты натворил… Прости меня, отец, прости, где бы ты ни был, я не верю в то, что они говорят, Небо милосердно…

Небо милосердно, но Земля — нет. Хорошо еще, о случившемся вовремя узнали власти, герцог послал солдат взять в кольцо университет и город, не то звенеть бы сейчас прощальным звоном так любимым отцом ярким витражам, пылать бы библиотеке…

«Гнездо еретиков!»

«ААААААА!!!»

«…Язычников!!!»

«УУУУУУ!!!»

«Сокрушу мудрость мудрых и разум разумных — отвергну!!!»

«ЫЫЫЫЫЫ!!!»…

Холодно, как холодно, а на дворе ведь — жаркий август…

Отец ректор глядел на него — глаза, как два омута боли и скорби на каменной маске… Он ведь друг отца, напомнил себе Кристофер, был другом… неужели не заступится?

Нет.

— Кристофер, совет так решил. Это — единственный путь, единственная возможность спасти университет. Королева очень разгневана. С тех пор, как узнали, что поразившая весь христианский мир ересь вышла из наших стен, редкий пуританский проповедник не упомянул об этом. если мы не… не сделаем, как решено — конец Оксфорду. Нас сравняют с землей, а место засеют солью, как дом самоубийцы, как руины Карфагена. Слышишь, как надрываются эти катоны?

«…и соблазны вместе с нечестивыми!»

«АААУУУУЫЫЫЫ!!!»

— Отец ректор, но ведь… в чем тут ересь?! Там сказано про Единого Господа, пусть и с другим именем…

— Кристофер, опомнись, что ты говоришь?! Так ведь и сарацин может сказать про свой коран! Есть только одно Писание, понимаешь, только одно — «не добавляйте к тому, что Я заповедал вам и не убавляйте от того». Даже посягнуть на добавление нескольких слов — ересь, а уж писать свое «писание»…

— Но ведь… это просто попытка представить, каков бы мог быть Ветхий Завет, будь он поведан не иудеям, а нашим северным предкам…

— Кристофер! — окрик, как удар хлыста, как выстрел из пистолета, глаза становятся тревожно-злыми. — Прекрати! Ересь свастов началась с таких попыток!

Кристофер не выдерживает — плачет. Отец ректор наклоняется над ним:

— Кристофер, сынок… мне самому больно, Господи, но это единственный пусть, единственный способ очистить имя твоей семьи, имя университета, имя Англии…