Давно подмечено – чем меньше чин, тем больше значимости он старается придать своей персоне. Вот и сейчас надутый от важности салага-курсант придирчиво изучал мои документы. Не удовлетворившись стандартной процедурой скан-теста, доблестный страж КПП битый час сравнивал вшитую в чип удостоверения картинку с оригиналом. Смысла в этом не было никакого, ну да чем бы дитя не тешилось… По опыту знаю, что возмущаться и требовать побыстрее закончить процедуру верный способ застрять на неопределенный срок. А можно и вообще не пройти, учитывая специфику объекта…
Наконец курсант вернул мне документы, сопроводив их тяжким вздохом глубоко разочарованного в жизни человека. Он что, ждал когда я перед ним на коленях ползать начну? Наивный… Молча киваю в ответ на его вскинутую к козырьку ладонь и топаю к стеклянным дверям с надписью «Служебный вход», ведущим в космопорт «Пулково».
В наше время найти человека, который хотя бы раз в жизни не слетал на Луну также трудно, как встретить в Гималаях бигфута. Лет эдак сто назад полет на Марс был бы сенсацией, а сейчас мой школьный приятель работает в марсианском филиале Сбербанка. Смешно даже – из Москвы на Марс попадешь едва ли не быстрее, чем в Питер…
Наверняка есть люди, которые в рейсах по Солнечной провели времени не меньше, а то и больше меня. Пилотов и стюардесс, разумеется, не считаем. Но вот что никто из этих профессиональных пассажиров не знает космопорт так, как его знаю я – уверен. Пассажир видит только фасад космофлота, а я, по заданию редакции, почти год работал во «Внуково-Космо», изучил множество профессий. Результатом стала серия очерков, после которой начальник космопорта Иван Дмитриевич Окунев лично пожал мне руку и сказал:
– Когда надоест в газете дурака валять, приходи к нам.
Лучшей рецензии у меня еще не было…
Кстати, именно в тот день, за рюмкой коньяка рассказал я Окуневу о своей мечте – стать участником экспедиции в дальний космос. Иван Дмитриевич не без основания заметил, что мальчишкам и романтикам в дальнем не место, а именно эти две составляющие преобладают в моей голове. Я попытался возражать, был нещадно бит цитатами из своих же очерков, отчего впал в хандру и смиренно попросил принять меня в штат космопорта уборщицей на пол-ставки.
– Утри сопли, нюня, – пробасил Иван Дмитриевич, наливая очередную порцию коньяка. – Я тебе не сказал, что ты пишешь бездарно. Я тебе говорю, что розовых слюней и дешевой романтики у тебя в голове больше, чем мозгов. Но при этом ты умудрился верно подметить главное: космофлот это повседневный тяжелый труд тысяч людей. Труд, в котором ценой ошибки или небрежности может стать жизнь наших пассажиров. Ты это понял, ты сумел это донести до читателя, а значит ты не безнадежен.
