Пятьдесят девственниц - Вадим Григорьевич Шакун

Пятьдесят девственниц

Захотелось переиначить «Сатирикон» Петрония. Получилось что-то совсем-совсем другое. В общем, детям, наверное, не стоит читать.

Читать Пятьдесят девственниц (Шакун) полностью

1

Описание жизненного пути и деяний своих, а их, к добру ли к худу, на непроторенной ниве познания мира свершил я немало, начинать мне приходится — увы! — не с рождения своего, ибо кое-что из подвигов моих явно придется не по вкусу бесчисленной родне и престарелым родителям, о которых доныне не имею известий, а с маленькой таверны на окраине крохотной деревушки. Селение то называлось Заячий Зуб, а таверна — «Веселый Заяц». Ее наименовали в честь деревни или наоборот — не знаю, но более унылого места на свете не встречал.

Явился я в таверну незадолго до того как стемнело, поскольку была она подходящим местом, где можно заночевать не доходя пары миль до замка Зубень, в котором я рассчитывал пожить достаточное время в свое удовольствие на хлебной и неутомительной должности библиотекаря, проводя досуг в изучении магических наук до которых был изрядный охотник.

Будучи человеком нетерпеливым, я опасался, что радушный прием в замке не позволит мне уединиться для моих опытов в подходящий час, а час такой, если верить таблицам эфемерид, наставал сегодня после полуночи. Подробности весьма любопытного ритуала записаны были мною около трех месяцев назад. Все для него необходимое было окончательно собрано только сегодня утром, когда в городке в шести милях от Заячьего Зуба я приобрел у вдовой, замученной нищетой и многодетством, башмачницы одну из ее малолетних дочерей.

Девочка отзывалась на имя Трина, данное, вероятно, потому, что родилась третьим ребенком в семье, была обучена счету и выгодно отличалась живостью ума и характера от своих деревенских сверстниц, что, в конечном итоге, и определило уплаченную за нее цену.

Зайдя в таверну, пустую, поскольку постояльцев в ней не было, а завсегдатаи-выпивохи еще не успели собраться, я, первым делом заказал ужин для себя и своей малолетней «дочурки». Трина, которую я всю дорогу учил называть себя не иначе, чем «папа», не выдала истинной степени нашего мнимого родства и, все же, на лице трактирщика переглянувшегося со своей коренастой и полной супружницей я заметил тень неудовольствия.

Вероятно, дела их шли не слишком хорошо, потому что ни сам трактирщик, ни его бесформенно оплывшая половина со щеточкой усов под носом-лепешкой не сказали мне ни единого слова и уже через четверть часа на столе перед нами появилась жареная курица и кувшин кислого, изготовленного из местного полудикого винограда, вина.

При виде курицы глаза Трины округлились и она с аппетитом начала поглощать сочное пышущее жаром мясо, да с такой скоростью, что я даже испугался за ее здоровье. И впрямь, этот скромный ужин показался ей, вероятно, невообразимо роскошным пиршеством.