Холодная кровь

Хош

- Эй, Хош, вставай. Хош, ты живой?

Кто-то принялся теребить меня, ухватив за плечо. Не понял. Если там кому-то нужен Хош, то пусть Хоша и теребят, я-то при чём? Интересно, кстати, а кто такой этот Хош? Странное имечко. Наверное, папа с мамой не очень ждали, а потом ещё долго не очень любили.

- Убери клешню, – еле ворочающимся языком пролепетал я с досадой и попытался одёрнуть плечом, в котором тут же жаром полыхнула боль.

Снова не понял. С чего это в плече боль? Метнувшись мухой по памяти туда-сюда, ответа не нашёл. Последняя запись, как я выруливаю на перекрёстке со второстепенной на главную и глазею на красивую девушку, спешащую преодолеть проезжую часть. Юбка коротенькая, ножки аппетитно и очень торопливо мельтешат. Да чего спешить-то, сладкая моя? Какой же нормальный мужик такую красоту давить станет? И остановятся, и подождут, и посигналят нежно вслед твоим ножкам. Стоп, а это что? Вроде звук резкий. Сигнал, по-моему, или сирена даже. А-ну, помедленнее в этой части. Так. Я, значит, зачем-то резко оборачиваюсь, а передо мною красная стена. И пять буковок – «КамаЗ». Пожарка, что ли? Хрен поймёшь, не разглядеть дальше. Скрежет, звон, треск и темнота сплошная.

- Хош, твою яйцекладку, да ответь ты! Живой же!

Ну всё, обладатель этого мерзкого голоса достал уже. Сейчас объясню ему, что я не Хош, а он получит по морде. Причём, хошь не хошь, а получит.

Открываю глаза, с языка уже готово сорваться грязное словечко, и оно-таки срывается. И не одно даже, а целый поток. При этом я спиной к земле, пузом к небу, на руках и ногах пытаюсь отдалиться от того, что открывается моему взору. Надо же, и не знал раньше о таком способе перемещения. А очень даже удобный, и быстрый к тому же. За пару секунд метров пять-шесть намотал. И ещё б сто раз постольку намотал, только б подальше.

- Ё.. твою... б... чё это на х... такое... .бать ты чё... су... – я даже не напрягаюсь, само идёт.

- Ты чего, Хош? – удивляется тот, от кого я так стремительно отползаю. – Куда ты, твою яйцекладку?!

Но боль в плече всё же даёт о себе знать, я падаю на спину, и передо мною снова непроглядная темнота.

Теперь вроде сижу на чём-то мягком. Очень похоже на сиденье автомобиля, правда, точно не моего. Своё сиденье я с закрытыми глазами в любом состоянии угадаю, даже в полуобморочном. Память тела и... задницы. Задница - она водительское «седло» моей «семёры» уже лет восемь помнит, с того самого момента, как предки подогнали мне её в «целлофане» на совершеннолетие и до сией секунды. Почему я ещё не поменял её на что-то более солидное? Это вопрос долгий и неоднозначный.