Игорь Христофоров
Смертельное шоу
Часть первая
Шоубой
Глава первая
ЗА ПОЛГОДА ДО НАЧАЛА ШОУ
Кравцову хотелось застрелиться. Он сидел в холодных "жигулях", слушал противный гул прогреваемого двигателя и со злым наслаждением представлял себе одно и то же: ледяной металл ствола у виска, скользкий палец на спусковом крючке, грохот, крики, безумное лицо жены, ее истеричные вопли с мольбами простить. И в каждом таком представлении картина дополнялась то синими фигурами милиционеров, заглядывающих в салон с чисто профессиональной скукой на продубленных лицах, то воем "скорой помощи", то визгом дворничихи, которая сейчас вон там, метрах в сорока от машины, долбит ржавым ломом лед.
Все получалось очень эффектно. Даже излишне театрально. Но у Кравцова не было пистолета, а наверху, в их квартире на десятом этаже, праздновала очередную победу жена. В скандалах она всегда одерживала победы. Если бы в день свадьбы Кравцов узнал, что в той миленькой свеженькой девочке, которая стояла рядом с ним под паутиной фаты, живет злая отвратительная баба, он бы убежал из ЗАГСа. А сейчас уже нужно было бежать не только от нее, а и от двух детей.
Движок гудел, перекрывая музыку, и Кравцов резко бросил пальцы к приемнику, повернул ручку громкости до отказа. Компьютерный хард-кор, дикая смесь "металла" и техно, из радио сразу кувалдой замолотило по голове, что-то новое впрыснуло в кровь. Кравцов еще раз представил ствол у виска, и ощущение собственной смерти оказалось уже не столь горьким. Музыка вплела в его чувства что-то пьянящее, легкое. Он будто бы глотнул стакан водки. А может, и вправду музыку можно считать алкоголем? Или наркотиком?
Хотел, очень хотел Кравцов застрелиться, а теперь вроде и не хочет. Горько, очень горько было в душе от скандала, а теперь уже вроде как и сладкого плеснули в эту горечь.
Удар по машине он ощутил лишь телом. Уши оглохли от музыки, и только тело уловило толчок. "Жигули" вроде бы подпрыгнули на колдобине. Хотя как они могли подпрыгнуть, если он стоял на месте?
"Классная музычка!" -- присвоил Кравцов новое ощущение грохочущему хард-кору и приготовился ждать следующего толчка, но именно в эту секунду краем глаза уловил вскинувшиеся руки дворничихи. Он повернул в ее сторону голову, ставшую какой-то пустой, невесомой, и холодно, безо всякой мысли, удивился, почему в руках дворничихи нет лома и почему таким округлым и большим стал ее рот.
"Поет, что ли?" -- подумал он о том, что связывало этот
распахнутый рот с заполнившей салон "жигулей" музыкой, но дворничиха была слишком хмурой теткой, чтобы начать петь на улице. Любопытство толкнуло руку Кравцова к дверце. Он открыл ее, ожег лицо воздухом улицы и только теперь уловил среди морозных звуков крик. Дворничиха бежала к нему с упрямо распахнутым ртом, будто именно до него, Кравцова, хотела докричаться.
