В этом романе я описала Константинополь таким, каким увидела его в 1928 году. Никогда еще я не видела столь жалкого зрелища, как тогдашние горожане на улицах. Падал снег, было ужасно холодно, но бледное солнце блестело на стройных минаретах и огромных куполах, которые придавали городу великолепный вид со стороны Мраморного моря.
Подавляющее большинство населения города было безграмотным; дети ходили босиком; изнуренные голодом люди с гноящимися язвами на теле; убогие хижины, грязные кучи мусора и ветхие стены — все это красноречиво говорило само за себя.
Туристы тогда только начинали посещать Турцию, и в трогательной попытке обслужить стали открываться второразрядные рестораны и низкопробные кабаре. Бутылка шампанского стоила четыре английских фунта, пища была неудобоваримой. Официантами и официантками в основном работали русские эмигранты из того огромного потока беженцев из революционной России, которые остались в живых и не сумели перебраться в Европу.
Аристократичные натянуто-бледные лица официантов выражали беспомощность. Они сновали взад и вперед с полными подносами, которые, казалось, были для них тяжкой ношей.
Когда я вновь посетила Турцию в 1970 году, все выглядело совершенно иначе. Город, переименованный в Стамбул, был прекрасным, процветающим и комфортабельным. Меня шумно приветствовали как любимого автора теперь уже хорошо образованные турки, и единственное, что омрачило мой визит, было легкое землетрясение.
Я глубоко благодарна за факты о зверском убийстве царя и его семьи блестящему историку и моей подруге Вирджинии Коулес, написавшей книгу «Последние из Романовых».
1924 год
Герцог Бакминстерский сидел в салоне своей яхты и читал г английскую газету почти недельной давности.
Вошедший в салон сэр Гарольд Нантон взглянул на него с удивлением.
— Я думал, что ты на палубе. Бак, — сказал он, — ; наслаждаешься красотой шпилей и куполов Константинополя., — Я видел их до войны, Гарри, — ответил герцог, — и не думаю, что они сильно изменились с тех пор.
Гарри Нантон рассмеялся.
— В Турции, наверное, только они и не изменились, — сказал он. — Я слышал, что Мустафа Кемаль перевернул здесь все с, мог на голову, особенно стремясь освободить женщин от традиционных оков ислама.
— Это, без сомнения, будет настоящей революцией.
В голосе герцога слышалось равнодушие, и Гарри Нантон уселся рядом с ним в глубокое удобное кресло — чувствовалось, что хозяин яхты любит комфортную и роскошную мебель.
— В чем дело. Бак? — спросил он. — Ты вроде не в духе последние дни.
