То, что сын пригорода Буэнос-Айреса, бедный драчун, не имеющий иных доблестей, кроме храбрости и самолюбия, приживется на дальних конских пастбищах у границы с Бразилией и сделается предводителем контрабандистов, кажется вещью абсолютно немыслимой. Но тем, кто так думает, я хочу рассказать о судьбе Бен- хамина Оталоры, который, наверное, уже предан забвению в квартале Бальванера и который умер неподалеку от Риу Гранди ду Сул от пули, как и следовало ожидать. Мне неизвестны детали его авантюрной истории. Когда я буду лучше осведомлен, моя повесть станет точной и полной. А пока, может быть, пригодится это краткое изложение.
Бенхамину Оталоре в 1891-м исполняется девятнадцать лет. Это — парень с узким лбом, с ясными честными глазами и баскским упрямством. Один удачливый поединок заставляет его уверовать в свои силы. Он отнюдь не взволнован кончиной противника и надобностью срочно бежать из отечества. Местный каудильо снабжает его запиской к некоему Асеведо Бандейре, там, в Уругвае. Оталора садится в лодку, гребет сквозь бурю, под раскатами грома. На следующий день он уже бродит по Монтевидео, отгоняя грусть или, может быть, вовсе о ней не ведая. Асеведо Бандейры нигде не видно. К полуночи у винной стойки в одной из лавок на Пасо дель Молино перед ним разгорается ссора погонщиков. Блещет нож. Оталора не знает, кто прав и кто виноват, но его опьяняет запах опасности, как других опьяняют карты и музыка. Он бросается в драку и парирует ловкий удар пеона, предназначенный человеку в пончо и в темной шляпе, который оказывается Асеведо Бандейрой. (Оталора, узнав об этом, рвет письмо в клочья, ибо предпочитает быть обязанным только самому себе.) Асеведо Бандейра силен и крепок, но оставляет обманчивое впечатление сутулого; в его всегда настороженном лице видятся негр, еврей и индеец, в повадках — обезьяна и тигр. Шрам через щеку и лоб — еще один яркий штрих его внешности, впрочем, как и черная щетка усов.
Ссора — под воздействием или по вине спиртного — прекращается так же внезапно, как начинается. Оталора пьет вместе с погонщиками, затем с ними идет на гулянье, затем — в дом в Старом городе, уже на восходе солнца. В заднем патио на голой земле люди устраиваются на ночлег, положив седла под голову. Невольно Оталора сравнивает эту ночь с предыдущей; теперь он среди приятелей, теперь под ногами твердая почва. Его, правда, чуть тревожат угрызения совести: нет у него тоски по Буэнос-Айресу. Он проспал бы до самой заутрени, но его будит тот же сельчанин, который, выпив лишнего, напал на Бандейру. (Оталора вспоминает, что позже этот пеон вместе со всеми пил и гулял ночь напролет, а Бандейра дал ему место рядом с собой и угощал до потери сознания.) Человек говорит, что патрон его хочет видеть. В своеобразном кабинете — с выходом прямо в подъезд (Оталора никогда не видел подъезд с боковыми дверями) — его ждет Асеведо Бандейра вместе с розовокожей и рыжеволосой надменной женщиной. Бандейра хвалит его, протягивает ему рюмку каньи и опять повторяет, что он — храбрый парень, и предлагает идти на Север вместе со всеми перегонять табуны. Оталора соглашается. Утром он уже в пути, направляясь в Такуарембо.
