Сказки антикварного магазина
Новичок
В смурные 90-е как и большинство граждан бывшего Союза я был озабочен поиском приработка. Совершенно неожиданно мне очень повезло, и по знакомству — как тогда говорили, по блату — меня взяли ночным охранником в антикварный магазинчик. На работу я приезжал к закрытию, принимал у хозяина замки-запоры, закрывался изнутри, ужинал бутербродами и чаем из термоса — владелец, опасаясь пожара, наотрез отказывался иметь электрочайник, и, почитав прихваченные газеты, умащивался на антикварном диване.
Надо сказать, что в то время антикварные магазины появлялись в Киеве едва ли не на каждом углу, их было почти столько же, сколько аптек ныне. И чем меньше был магазин, тем громче и претенциозней его называли — «Салон антиквариата», «Антикварный мир», «Планета антиквариата», не говоря уже о многочисленных вариациях на почему-то считающихся изысканным французском и бессмертной латыни, а их вывески соревновались между собой в помпезности и безвкусице.
Магазинами их можно было назвать с немалой долей условности, в большей степени они походили на лавки старьевщиков. Хорошие копии работ именитых художников соседствовали с безвкусными оригиналами никому не известных маляров. Ширпотреб конца 19 века валялся вперемешку с ширпотребом века текущего. Но время от времени в этих лавках все же появлялись действительно уникальные вещи, правда, происходило это нечасто…
В тот вечер я как обычно приехал к закрытию. День у меня был напряженный — проходил предзащиту в ведущей организации, и хотя диссертацию в целом одобрили, замечаний было высказано с избытком. Традиционные бутерброды в меня не полезли, поэтому, выпив чаю, я начал готовиться ко сну. Устроился на излюбленном диване, который хозяин лавки никак не мог продать, с твердым намерением после суматошного дня уснуть. Но возбуждение не проходило. Мысленно я продолжал вести дискуссию с оппонентами, находил все более и более удачные формулировки ответов. И как ни крутился с боку на бок, но заснуть не получалось.
К полуночи то ли усталость взяла верх — впрочем, я не очень-то и сопротивлялся, то ли наконец-то согрелся под своим походным одеялом — по ночам уже было прохладно, но ворочаться стал меньше. К этому моменту колокол Печерской лавры оповестил об окончании одного дня и начале другого. Вспомнив некогда читаные наставления, я лег на спину, расслабил все мышцы и стал мысленно считать страницы в своей диссертации. Обычно этот прием помогал.
Внезапно я услышал чью-то приглушенно-неразборчивую перебранку.
Воры!
