Виктор Телегин
Тяжела ты, фригидности ноша. Запрещенные стихи.
Так беспомощно грудь холодела
Так беспомощно грудь холодела
И соски твои были мягки.
Ты трусы и колготы надела
А перчатку стянула с руки.
И пошла по прошпекту, беснуясь
Пошлой ревностью старой пизды.
А вокруг - и ебясь, и целуясь.
Расцветали младые сады.
Тяжела ты, фригидности ноша!
Клитор высох, потухли глаза.
Ты таперича стара колоша…
Набежала на веко слеза.
А чего ж ты, скажи, не еблася?
Помнишь, конюх тебе намекал?
Или дворник по имени Вася?
Или старый пердун-аксакал?
Так реви, коль пизду упустила.
Младость мимо прошла для тебя.
Помни дева, пока клитор в силах,
Пусть его ублажают, ебя.
Чтоб соски были тверже алмаза,
Чтоб в глазах была похоть и страсть!
Так ебись же, святая зараза!
Так ебись же, как Ева еблась!
В соседнем доме окна жолты
В соседнем доме окна жолты.
По вечерам, по вечерам.
Стремясь потешить блядью болты
Подходят люди к воротам.
Всегда отворены ворота,
А не дверях висит листок.
“Стучать три раза, идиоты”.
И пририсован лепесток.
Весь двор, район и город знает:
Здесь блядь Маруся проживает.
Exegi monumentum
Я воздвиг памятник!
Он крепче, чем челюсть Кличко,
Величественнее, чем осанка Вали Сосули Матвиенко.
Бессмертнее Путина, выше Прохорова, умнее Вассермана.
Посмотри, как Алина Кабаева в одежах древней весталки
С дырами (в одеже и не только) в районе попы и мадны
поднимается с чашей к Мавзолею.
Не весь я умру, “Солнцебык” и “Двойное проникновение”
Меня переживут и будут и впредь вызывать
Бешеную слюну у ханжей и поповской касты!
И вновь меня будут обзывать извращенцем и подонком!
И вновь будут гореть костры из книг моих!
Но когда-нибудь… Когда-нибудь, я это знаю!
Киргиз, или гордый внук славян - китаец,
Откроет книгу “Солнцебык”, и, послюнивши обильно сизую мотню,
Начнет дрочить, а подрочимши, вознесет на наречии своем
Хвалу аффтару: “Песшы ыщо”.
А затем задумается.
И отведет к родителям свою двенадцатилетнюю жену,
И отпустит на все четыре стороны раба своего (которого держал на цепи с рождения),
И перестанет пить кровь (в прямом смысле) ближнего своего,
А пойдет в горы, станет философом, и вернувшись через сто лет к людям,
Вернет их в лоно цивилизации.
Я спросил сегодня у менялы
Я спросил сегодя у менялы
Что меняет шлюху на бензин.
Есть ли блядь покрасивее Лалы,
Он ответил - нету, господин.
Что ж поделать - уду не прикажешь:
“Погоди, найдем еще блядей”.
Тут и с бегемотицей возляжешь,
Лишь бы взрыва не было мудей!
Ну, целуй меня, целуй
Ну, целуй меня, целуй.
Видишь, как поднялся хуй,
Озалупь его скорее,
