Джон КОРТЕС
ЧЕСТНАЯ ИГРА
Лицо у нее было очень печально. Серые, широко расставленные глаза глядели неподвижно, словно она постоянно размышляла о чем-то запредельном и навсегда утраченном. Впалые щеки придавали ей болезненный вид, а продолговатые розовые губы почти всегда были плотно сжаты. Улыбалась она редко, и все же казалась прекрасной, и красота ее ранила смертельно. Кому это и знать, как не мне.
Ее нельзя было назвать ни высокой, ни маленькой; она была худенькой, как подросток. Когда она сжимала руки, под кожей выступали тонкие-тонкие косточки. Она напоминала изящную фарфоровую статуэтку. Даже голос ее звучал как-то хрупко, словно замирающее эхо далекого шепота.
Всякий раз, когда Эндикотт обнимал ее, мне делалось страшно, что она задохнется а его объятиях. Он был силен и могуч, как бык, но, видимо, мог быть и нежным, ибо его объятия явно ей нравились. Это были те редкие моменты, когда слабая улыбка оживляла ее губы, и она крепко обнимала и целовала его в ответ. Я старался не глядеть на них, но как быстро ни отводил взгляд, сцена объятия неотступно и до боли ярко стояла перед моим взором.
Увидев, что мы возвращаемся, она выбежала на крыльцо с непокрытой головой и замахала нам рукой. Эндикотт длинными шагами устремился вперед. Я неторопливо шел позади, глядя на сизую рябь озера, которое еще не замерзло. Стоял ноябрь, и на днях выпал первый снежок.
До меня донесся их шепот. Я догадывался, какие ласковые, нежные слова они говорят друг другу, и старался не обращать на них внимания.
Что с тобой, Лэдлоу? - спросил я себя. - Выкинь это из головы. Ведь между вами ничего не было, ни малейшего намека. Вряд ли ее вообще интересует, есть ли ты на свете. К тому же она забудем, и он - славный парень.
Я подошел ближе, услышал ее слова: "Элрой, прошу тебя..." и заметил, что она чисто подмела, и смахнул снег с сапог. На юге и на западе тяжелое свинцовое небо нависло над бесконечным хвойным раздольем, которое здесь называют Большие Леса.
Эндикотт сказал:
- Заходите же в дом, Лэдлоу!
Я вошел и затворил дверь. Эндикотт стянул с себя красную охотничью куртку, Розмари аккуратно повесила ее. Его широкая грудь вздымалась, вбирая воздух.
- У этого кофе отменный аромат! - сказал он. - Давай-ка сюда виски, малышка, пропущу стаканчик!
Я вошел в свою комнату, снял с плеча винтовку, поставил в угол. Бросил куртку и шапку на кровать, и присел на край. Не знаю, сколько я просидел эдесь, сгорбившись, уставясь в пол.
Голос Эндикотта привел меня в чувство.
- Идите к нам пить кофе, Лэдлоу, - позвал он из соседней комнаты.
