ПРОЛОГ
Даже с учетом капелек пота на лбу и прерывистого дыхания, она не выглядела больной. Ее кожа не имела привычного персикового оттенка, а глаза не светились так ярко, но она все еще была красивой. Самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел.
Ее рука соскользнула с кровати, а пальцы судорожно сжались. Мои глаза прошлись по ее пожелтевшим ногтям, тонким рукам и костлявым плечам, прежде чем остановились на глазах. Она смотрела на меня сверху вниз, и слегка приоткрытые веки говори мне, что она знала, что я здесь.
Это было тем, что я любил в ней. Когда она смотрела на меня, она действительно замечала меня. Она не смотрела мимо меня, задумавшись о десятках вещей, которые ей надо было сделать; не делала вид, что слушает мои глупые истории. Она слушала, и это действительно делало ее счастливой. Все остальные, казалось, не слушая, кивали мне, но не она. Никогда.
“Трэвис”, сказала она дрожащим голосом. Она прочистила горло, и уголки ее рта немного приподнялись. “Иди сюда, малыш. Все хорошо. Подойди.”
Папа, положив кончики пальцев на основание шеи, подтолкнул меня к ней, прислушиваясь к словам медсестры. Он называл ее Бекки.
Первый раз она пришла в наш дом несколько дней назад. Бекка говорила очень мягко, и ее глаза выглядели по-доброму, но она все равно мне не нравилась.
Я не могу объяснить, но одно ее присутствие нагоняло страх. Я знал, что она была там, чтобы помочь, но не считал это хорошей идеей, хоть папа и хорошо с ней обращался.
Толчок папы заставил меня сделать несколько шагов, достаточно близко, чтобы мама смогла прикоснуться ко мне. Она протянула свои длинные, изящные пальцы, и взяла меня за руку. “Все хорошо, Трэвис,” прошептала она. “Мама хочет кое-что сказать тебе.”
Я засунул пальцы в рот и начал водить ими по деснам, неожиданно разнервничавшись. От моего кивка, ее слабая улыбка стала шире, потому я приложил все усилия, чтобы махнуть головой как можно сильнее, и подошел к ней.
Она собрала последние силы и перевернулась поближе ко мне, а затем глубоко вздохнула.
— То, о чем я тебя попрошу, будет тяжелым заданием, сынок. Но я знаю, что ты справишься, ведь ты уже большой мальчик.
Я вновь кивнул, отобразив ее улыбку, хоть она была и ненастоящей. Казалось неправильным улыбаться, когда она выглядит такой усталой, но моя храбрость делала ее счастливой. Потому, я был храбрым.
— Трэвис, мне нужно, чтобы ты меня внимательно выслушал, и даже более того, запомнил все, что я скажу. Будет тяжело. Я начала учиться запоминать в три года и… — она умолкла, почувствовав накатившую волную боли, которую не смогла подавить.
