Чѣмъ онъ можетъ помочь племяннику? Пусть тотъ говоритъ смѣло, потому что въ дядѣ своемъ имѣетъ отца, который съ радостью его поддержитъ. Если бы дѣло шло о рыбѣ – ни копейки, такъ какъ Марьяно ненавидитъ это проклятое ремесло, гдѣ люди изводятъ себя ради жизни впроголодь! Но такъ какъ рѣчь совсѣмъ о другомъ, то все, что угодно! Тутъ онъ въ себѣ не воленъ; изъ любви къ контрабандѣ онъ готовъ на все! Когда Ректоръ сталъ робко излагать свои желанія, запинаясь и боясь запросить слишкомъ много, дядя остановилъ его рѣшительнымъ тономъ.
Разъ у племянника есть лодка, все остальное беретъ на себя дядя. Марьяно напишетъ въ алжирскій складъ своимъ пріятелямъ, чтобы дали хорошій грузъ и записали на его счетъ. Если же Паскуало ухитрится благополучно выгрузить товаръ, то дядя поможетъ распродать его.
– Спасибо, дядюшка, – бормоталъ Ректоръ, на глазахъ котораго выступили слезы. – Какъ вы добры!
– Довольно, лишнихъ словъ не нужно. Дядя исполняетъ свой родственный долгъ. Сверхъ того, онъ сохранилъ наилучшія воспоминанія о покойномъ Паскуало. Какая жалость! Такой прекрасный человѣкъ! Бравый морякъ!.. Ахъ, а кстати… изъ барыша отъ продажи племянникъ получитъ тридцать процентовъ, остальное же дядя беретъ себѣ. Какъ говоритъ пословица: «родство родствомъ, а деньги счетъ любятъ».
Ректоръ, тѣмъ неменѣе растроганный, одобрялъ это удивительное краснорѣчіе цѣлымъ рядомъ кивковъ; затѣмъ они замолчали. Антоніо продолжалъ сидѣть къ нимъ спиною и смотрѣлъ на игроковъ, безучастный къ этому разговору, веденному тихо, съ пристальными взглядами и почти безъ движенія губъ.
Дядя Марьяно заговорилъ опять. Когда же состоится поѣздка? Скоро?.. Онъ спрашиваетъ потому, что надо, вѣдь, написать тамошнимъ пріятелямъ…
Ректору нельзя было ѣхать раньше страстной субботы. Хотѣлось бы пораньше, но обязанности – прежде всего. А въ страстную пятницу ему какъ разъ предстояло вмѣстѣ съ братомъ участвовать въ процессіи «Встрѣчи» [10] , во главѣ отряда іудеевъ. Нельзя же бросить обязанность, присвоенную семьѣ съ незапамятныхъ временъ къ великой зависти многихъ! Свой нарядъ палача онъ унаслѣдовалъ отъ отца.
А дядя, слывшій въ околоткѣ за невѣрующаго, потому что отъ него попы ни разу не поживилисъ ни одной песетой, покачивалъ головою съ важнымъ видомъ. Онъ одобрялъ племянника: «На все – свое время!»
Когда Ректоръ и Антоніо увидѣли, что идутъ пріятели дяди, они встали. Тотъ повторилъ, что они могутъ разсчитывать на его помощь и что онъ еще повидается съ племянникомъ, чтобы покончить дѣло. He хотятъ ли они чего-нибудь? Вѣдь они еще не ѣли?