Он вылез из мешка, как гусеница, сбрасывающая надоевшую ей шкурку, и некоторое время посидел, придерживая руками онемевшую от резиновой подушки голову. Ужасно хотелось нить, но он помнил, что ему категорически запрещается пить некипяченую воду из запруд и ручьев. Джоан предлагала утром искупаться — вовсе не плохая мысль. После такой ночи вода, наверное, будет теплой.
Снаружи было нехолодно и нежарко, нетемно и несветло, а вода в запруде была похожа на сало, которое мама, чтобы оно остыло, сливает в миску, — жирная, серая и чуть, затуманенная. Деревья казались огромными; как великаны, поднявшиеся на цыпочки, они смотрели на него сверху и, казалось, больше принадлежали небу, нежели земле. Свинцовое небо, еще черное, но уже с серебряной каймой, казалось таинственным. А на самом дне Вселенной, возле миски противного незастывшего сала, стоял Кен, чувствуя себя рядом с этими огромными деревьями и величественным небом крохотным существом, которое рассматривают под микроскопом.
Он потянулся, хотелось зевнуть, почесаться, пробормотать какие-то слова, но не хватало смелости издать и звука. Все было так непохоже на то, к чему он привык, хотя всего в часе езды на машине отсюда стоял его собственный дом, тихий и опустевший, на аккуратной улице в пригороде Мельбурна. Занавески опущены, двери заперты, ворота на щеколде. В доме никого не было. Мама с папой уехали на турнир по гольфу в Милдьюру, которая находилась в нескольких сотнях миль от Мельбурна. «Полезно для бизнеса, — сказала мать отцу, — Обязательно надо поехать, дорогой. Там будут все». Вот они и поехали. Отвезли Кена на вокзал и уехали.
Он стоял в лесу, сразу упав духом, растерявшись и испытывая отчаянное одиночество. Всего в двух шагах от него спал Хью, да и все остальные лежали у себя в постелях в доме за вершиной холма, и добежать до них можно было за минуту или две, но они не были ему друзьями, хотя раньше у него никогда на этот счет не возникало сомнений. Это были чужие люди, которые жили по чужим законам и руководствовались совсем чужими понятиями. Чересчур шумливые, чересчур инфантильные — так вроде выражалась мама? И всем довольные. Его раздражало почти все, что они делали. Они говорили по-другому, думали по-другому, вели себя по-другому, даже еда на столе была совсем другой. И жили они в этом необычном месте, где по ночам кричала сова, а сны были золотыми. Он так надеялся, что утром все будет как обычно, но ничего подобного, по-видимому, не произошло.
Между деревьями и среди ветвей, наподобие духов, метались, тяжело хлопая крыльями, большие, крупные птицы. Он увидел кролика; один, два, пять кроликов, которые, встретившись с ним взглядом, как ртуть шмыгнули куда-то в кусты. Прыгнули они, и вместе с ними сделало скачок его сердце.