А потом он увидел собаку или, скорей, учуял ее. Она бежала не прыжками, не перебирая лапами, она как будто стлалась по земле. Миновав край холма, узкую полянку между двумя лесными массивами, похожую на кусочек городской улицы у подножия небоскребов, собака выползла на свет, на несколько секунд стала совсем настоящей и снова скрылась во мраке, в зарослях кустарника и клубках травы, растущей по краям поляны. Ее движения были какими-то плавными. И от этого у него снова учащенно забилось сердце, он стал пристально вглядываться во мрак, пытаясь не потерять ее из виду в зарослях травы и кустарника.
Он нашел ее: длинная и гибкая, она бесшумно, как тень, скользила во мраке. Ему никогда не доводилось видеть живой лисы, но он знал, что она собой представляет. А когда понял, что это лиса, то припомнил даже, какого она должна быть цвета. Он решил, что она рыжая, очень красивая и что в зубах она несет пестрого петушка.
— Лиса, — вскрикнул он, — лиса! Она украла у Джоан петушка!
Лиса подпрыгнула, будто в нее попала пуля, и метнулась в кустарник, в густой подлесок из кизила, ежевики, акации и папоротника, которыми зарос весь крутой спуск к оврагу, куда спускался ручеек от запруды, и Кен, повинуясь безотчетному порыву, метнулся вслед за ней.
— Стой, лиса! — кричал он. — Стой! Стой! Зачем ты украла у Джоан петушка?
Он бежал, не замечая, что бежит босиком, что на нем только пижама, а кустарник колючий, весь в шинах, и густой, и когда его потревожили, он пришел в полное неистовство. Взметнулись маленькие птички. Взвилось вверх целое облако напуганных скворцов, осыпая землю листьями и крошечными засохшими ветками. Коричневыми мячиками запрыгали во все стороны кролики. Откуда-то донесся жалобный стон Хью:
— Что случилось? Что случилось?
— Стой, лиса! — не помня себя вопил Кен.
Но лиса выбралась на тропинку, которую истоптало уже не одно поколение животных, и окончательно растаяла во мраке. Кен тоже бежал по той же тропинке, пока она, сузившись в высоту и ширину, не превратилась в лаз, куда могли пробраться только лиса, кошка да худенький мальчик, если он опустится на четвереньки. Что Кен и сделал, не удосужившись остановиться и подумать.
— Вернись! — кричал он лисе. — Вернись и отдай петушка!
И тут он впервые почувствовал боль. Из глубокой царапины на щеке сочилась кровь, ноги тоже были в царапинах и крови, в крови были руки, в ступни вонзились колючки, а пижама превратилась в лохмотья.
Кен не поверил своим глазам.
— Господи! — простонал он и тут же услышал звон колокольчика: бим-бом, бим-бом…