Главную роль предстояло сыграть «Воронежу»: не смогут лодки этих времен выпустить и принять на борт «Сирену» без переделки торпедных аппаратов. Поэтому нам предстояло подойти к Петсамо ночью, выпустить на глубине диверсов и ждать их возвращения. Эсминцы, находясь в море вне видимости с берега, должны будут по сигналу подойти и прикрыть нас сверху, если потребуется отбивать вражеских противолодочников. «Катюши» также должны развернуться в завесу вдоль побережья на случай, если попытка заминировать транспорты на стоянках не удастся — тогда предполагался плавный переход к «плану Б», повторению Порсангера (вообще-то большие лодки предназначались для дальних выходов, а здесь, буквально у линии фронта, в зоне обстрела нашей береговой артиллерии, справились бы и «малютки», но решающим было то, что у котельниковского дивизиона уже были отработаны связь и взаимодействие с нами). И «план Б» был весьма вероятен, так как Большаков получил строжайший приказ особо не рисковать, гибель или, не дай бог, плен кого-то из наших недопустимы абсолютно, вы нам тут очень ценны и нужны. Местных подготовить? Обязательно так будет, но сделать это за пару недель было решительно невозможно, так что для гарантии сейчас работать будут только наши.
Ну и завертелось в темпе вальса. Погрузка… а ведь еще до Петсамо бежать, хорошо, что ночь длинная; на случай, если не будем успевать, эсминцы должны обозначиться у Петсамо, в бой с батареями не вступать, лишь показаться: после того, что было у Порсангера, не дураки же фрицы, чтоб у них на виду конвой выводить! «Юнкерсы» налетят, так наш аэродром на Рыбачьем рядом, истребители прикроют. Драка будет неслабая, мне рассказывали, что тут в мае было, когда над парой мотоботов полторы сотни самолетов бились с обеих сторон. Но лучше все же, если мы успеем.
Мы успели. Хотя пришлось идти почти на полном. А мне так и не удалось поговорить с большаковцами, спящими в каютах: было необходимо дать отдых ребятам хоть на несколько часов. Надо было подойти на пятнадцать миль к цели, а лучше ближе, чтоб был запас. Возле побережья мы сбавили ход и теперь буквально ползли, прощупывая перед собой импульсами ближней ГАС рельеф дна или мины. Наверху была волна, еще не штормило, но приближалось — и нам это было на руку: фрицевские катера в море не сунутся, и в любом случае акустикам будет слышно нас плохо. Помогало, что Петсамо — это в том мире наша Печенга, места знакомые, изученные насквозь, в том числе и с глубины.
— В этот раз без самодеятельности, — сказал Большаков. — Пришли, поставили, ушли незаметно.