— Вы православная?
— А какое это имеет значение?
— Для православных вход в монастырь бесплатный. Конечно, это не так важно, но вы приходите каждый день...
Одарив меня странной улыбкой, лукавой и застенчивой одновременно, он поворачивается к привратнику и, к моему безграничному изумлению, говорит с ним по-гречески. Бегло, без запинки, как на родном языке. Тот смотрит на меня, кивает, задает какой-то вопрос. Вопрос, ответ — обычное дело, вот только я не понимаю ни слова.
— Можете приходить в любое время, — объявляет мой спутник, завершив переговоры. — Вас пропустят без билета.
— Вас тоже пропускают без билета?
— Да, но по другой причине.
Пытается заинтриговать? Вряд ли. Несмотря на первоначальную неловкость и даже панику, вызванную его бесцеремонным вторжением в мой микрокосм, я все же признаю, что давно не встречала человека, которому удавалось бы держаться так раскованно, абсолютно естественно, без всякой фальши.
— А вы, наверное, католик?
Опять эта улыбка, похожая на молчаливые извинения. Снимет он, наконец, свои очки или нет?
— Католик? Не знаю. Боюсь, со временем я перестал чувствовать разницу.
Сильно сказано — «со временем»... Будто ему лет девяносто, в то время как ему от силы двадцать пять.
Тема эта слишком обширна и многогранна, чтобы обсуждать ее при сорокаградусной жаре на открытой автомобильной стоянке, откуда начинается не самый комфортабельный в мире спуск в долину Превели, поэтому я начинаю прощаться.
— Приходите завтра, — говорит он без улыбки. — В одиннадцать часов. Придете?
Ах, мерзавец!.. Я чувствую себя в западне. Сказать «да» — значит связать себя обязательством. Сказать «может быть» — это уже кокетство.
— Вы видели Нижний Превели? Название он произносит по-гречески: Като-Превелис.
— Нет? Я покажу вам. Это недалеко. Сейчас он закрыт для посещения, но мы перелезем через ограду.
Я пытаюсь представить себя перелезающей через ограду в компании этого молодого хиппи, и мне становится нехорошо.
— Вы сошли с ума.
— Да. — Он очень серьезен. — И надо сказать, это было делом не одного дня.
— Завтра? — Я сосредоточенно перебираю в уме список несуществующих дел. — Не обещаю, но постараюсь.
Мой уклончивый ответ обескураживает его, и он не считает нужным это скрывать.
— Вы всегда так чертовски благоразумны?
А как же! Благоразумие — оно-то в конечном итоге и привело к этому состоянию коллапса, в котором ты обнаружил меня, прекрасный принц. А ты? Тебе что же, удалось стряхнуть с себя всю эту шелуху, именуемую приличиями, чувством ответственности, здравым смыслом?
— Ладно, — произносит он наконец, убедившись в том, что я безнадежна. — Если надумаете, вы знаете, где меня найти.