— Ты приехала одна? — спросила Лидия Родионовна, недоуменно глядя на дочь.
— Одна, — ответила Варя и поморщилась. Губы так сильно пересохли, что было больно говорить.
— А… Юрий? — Мать пристально всматривалась в лицо дочери. — Юрий… приедет позже? — предположила она. Потом вгляделась в глаза, глубоко запавшие, покрасневшие, и тихо ответила самой себе: — Он не приедет.
— И не надо! — закричала Варя. Ее голос непривычно звенел, мать поморщилась, как от острой боли. — Я не хочу больше слышать о нем! Я не хочу больше слышать о них! — Потоки слез потекли по щекам, глаза стали похожи на дождевую тучку, какой ее рисуют дети.
Варя упала на кровать, дрожа так, словно ее бросили на дно кузова разбитой деревенской полуторки, а шофер-лихач гнал машину по кочкам. Лидия Родионовна два дня назад ехала на такой до станции, возвращаясь с полевых работ. Вздохнув и скрестив руки на груди, она смотрела на дочь. Варя похожа на нее не только рыжеватым цветом волос, тонкой талией, голосом, но и характером. Поэтому нет никакого смысла приставать к ней с вопросами. Дочь расскажет только то, что захочет, и только тогда, когда захочет.
Внезапно Варя подняла голову и повернула к матери залитое слезами лицо.
— Ты знаешь, что мне предложила его мать?
— Что? — спросила Лидия Родионовна, не слишком надеясь услышать объяснение.
— Нет-нет! — крикнула Варя. — Я не скажу! — Она отчаянно покачала головой. — Это… это… такое… Они безумные!
Варя уронила голову на подушку, но тело ее больше не тряслось. Как будто шофер-лихач наконец затормозил и объявил: «Приехали».
Лидия Родионовна отступила к двери, тихо открыла ее и вышла. Привалившись спиной к холодной, выкрашенной в белый цвет створке, покачала головой. Жаль, что первый любовный опыт для Вари закончился вот так. Но, выпрямилась она, девочка дома, жива и, надо надеяться, здорова. Уже хорошо. Все остальное во власти времени. А его у Вари вполне достаточно.
Когда дверь за матерью закрылась, Варя села в кровати и обвела взглядом комнату. Глаза замерли на занавесках нежного оливкового цвета. Она шила их сама, долго мучилась с ламбрекеном, укладывая оборку по нижнему краю в ровный ряд мелких складок. Но все получилось как надо.
Варя вытерла глаза кулаком, показалось, что теперь их щиплет не так сильно. Она смотрела на плотную ткань, которая на солнце становилась гладкой и шелковистой, хотя нет в ней ни единой шелковой ниточки. Это она знает точно. Ткань похожа на первую весеннюю траву, почему она ее и выбрала.
Вспомнив о траве, Варя подумала о лесе, о птичьих голосах. Сердце больно защемило — их песни они записывали на магнитофон вместе с Юрием. А однажды… Варя почувствовала, как снова задрожали губы, она впилась зубами в верхнюю, до боли… Но тогда ее губам не было больно, им было сладко. Под гулкое воркование диких голубей-вяхирей он целовал ее. Потом, слушая запись, они не сразу поняли, что за странный звук примешался к песне…
