— Ну и иди! Иди! А я так не могу! — с неожиданными слезами в голосе сказал Борис и выскочил из комнаты.
Отец молчал. Это был, кажется, первый случай, когда Борис так разговаривал с ним. Притихла и мать, и Надя, и даже Светочка, почувствовав что-то неладное, перестала щебетать свою детскую чепуху.
— И что ты на него навалился? Не сказал, ну в другой раз скажет! — проговорила наконец мать. — Выберет время и скажет. Ведь у него тоже своя гордость есть.
— Гордость! — недовольно повторил отец. — А какая тут может быть гордость?
— Такая! Мальчишеская! Знаешь, отец, обижайся не обижайся, а ты иной раз через край перемахиваешь. Все хочешь как по линейке! А по линейке тоже не проживешь.
Федор Петрович посопел носом, но промолчал — спорить сейчас с женой ему не хотелось.
Формирование классного коллектива шло своими сложными и трудными путями. Постепенно складывались традиции, критерии, определялись характеры, их взаимоотношения. Вслед за наиболее яркими, бросающимися в глаза учениками, такими, как Борис, Вася Трошкин, Сухоручко, Рубин, Игорь Воронов, выявлялись и другие, к которым еще нужно было присмотреться.
Изучение того, кто чем дышит и чем живет, по мнению Полины Антоновны, было одной из основ воспитательной работы в школе. Хотя трудно, конечно, сказать, что является основой в педагогике, — в ней тоже есть свой закон взаимозависимости элементов.
Но без изучения детей невозможно обойтись, нельзя определить меру требовательности и чуткости, выдержки и воодушевления, меру волевого нажима и убеждения, — без этого вообще трудно что-либо понять и сделать.
Нельзя же только просто и бездумно учить. Ведь знания не существуют сами для себя. И тут самое главное — разгадать человека, которому нужно передать знания, — главное и, пожалуй, самое трудное! Каждый идет своей тропой в жизни, и каждый по-своему ее проходит. Иной раз невозможно и разглядеть, откуда ведет эта тропа, и где, с чьими путями она пересекалась, и как эти пересечения влияли на судьбу человека.
Все эти вопросы с особой силой возникали перед Полиной Антоновной, когда она думала о Вале Баталине.
Вот он сидит этаким букой, облокотившись локтями на парту, как бы устремившись вперед, и Полина Антоновна никак не может решить: то ли он внимательно следит за уроком, то ли мысли его где-то витают. Глаза за очками поблескивают живо и в то же время как-то скрытно. Похоже, что он ничего не пропускает, видит все окружающее его, но все переживает по-своему, прячет внутри себя. Что он, и кто он? Почему он не выступает никогда на собраниях? Почему он так смущается во время ответов, даже во время хороших ответов? С каким напряжением он начинает тогда подбирать слова, делая при этом своеобразный, хватающий жест рукой, точно вынимая из сердца каждую фразу. И тогда хочется помочь ему, подтолкнуть, подсказать, лишь бы облегчить это трудное рождение мысли.