— Ум слабый, незрелый, ум робкий, не исторический испугался бы этого Рубикона, как его пугались подходившие к нему многие и многие даже очень большие умы. Но в том и роль гения, которого дала наша Россия: он мужественно перешагнул эту границу и сказал: «Да! Так это и должно быть!» И в этом заключается главное, принципиальное и историческое значение Лобачевского — в идее второй геометрии. Теперь их много, их можно создать бесконечное множество, но вторую создал Лобачевский, и это послужило толчком для всего последующего великолепного развития геометрии, толчком к новому. Он сдвинул неподвижность, он разбудил математическую мысль, заставил ее отказаться от привычных, закостенелых форм. Две тысячи лет билась она в этих застывших формах, данных Евклидом, и по сути дела не развивалась. И вот лед сломан! Дан толчок: «Думайте смелее! Смелее, шире смотрите на пространство!» Это… Это революция!
Оба приятеля до красноты, до боли в ладонях хлопали по окончании лекции и всю дорогу потом говорили о том, что слышали и пережили. Они не поехали ни в метро, ни в троллейбусе, а пошли пешком по улицам вечерней шумной и многолюдной Москвы. Спустились по Лубянскому проезду, мимо памятника русскому первопечатнику, мимо огней «Метрополя» и монументальных колонн Большого театра. Постояли у светофора на углу улицы Горького и Охотного ряда и, когда по зеленому свету, точно удар пульса, толпа людей тронулась дальше, пошли вместе с нею до нового угла, до нового светофора. Университет, манеж и неугасимые звезды Кремля, пламенеющие высоко в ночном небе…
Они шли увлеченные, взволнованные тем, что слышали, и тем, о чем думали, и тем, что вперебой говорили друг другу. В лекции им понравилось разное: Вале Баталину — логика и всесилие мысли, Борису — величие подвига, совершенного ученым во славу родины. Но оба они впервые почувствовали, поняли, что за рамками школы, за рамками учебников, которые кажутся ученикам верхом премудрости, бушует необъятное пламя дерзновенной, неограниченной человеческой мысли. И вот языки этого пламени прорвались к ним и опалили их.
С этого вечера они стали друзьями.
* * *
Начинался урок анатомии. Ребята перешли из класса в кабинет естествознания и стали с шумом рассаживаться по местам: одному хотелось сидеть с этим, тому — с тем, один ударил другого портфелем по спине, тот ответил, вмешался третий, началась возня. Прозвенел звонок, и ребята сразу притихли: Анна Дмитриевна, учительница естествознания, вошла не одна, а вместе с завучем школы.
Завуч сел на заднюю парту, а учительница занялась своими, необходимыми для начала урока делами: отметила отсутствующих, проверила нужные по теме наглядные пособия, оглядела учеников, приглушая этим последние разговоры. И вот, только все умолкли, только все приготовились работать, как отворяется дверь и входит Сухоручко. На верхней губе его красуются пышные рыжие усы.