Дети нажаловались своим родителям. Те, в свою очередь, пожаловались тетке Лиле. Тетка проявила вдруг несказанную крепость духа — стала за меня горой: она и думать не хотела, что я могу быть воровкой.
Я испугалась, что девчонки действительно могут ко мне ворваться и обнаружить свои игрушки. Я спрятала украденное в сундук с бельем. К тому же в качестве конспирации я попыталась игрушки эти замаскировать: перекрасила белую собачку Ксюши в ярко-красный свет. От этого зверь стал совсем некрасивым. Но одновременно это была та же самая собачка, но теперь — испорченная. Осознав свою оплошность, я не слишком-то расстроилась. Неожиданно для себя получила новые, приятные ощущения. Нанося урон игрушкам, я воображала, что калечу их бывших хозяев. Так, мстя Валерке, я с превеликим удовольствием отрезала уши ее белого Чебурашки, а заводного мишку бросила в воду и держала его там до тех пор, пока механизм безнадежно не заржавел. Прессованную из поролона собачку Маши я ногтями разорвала на мелкие-премелкие кусочки. Вещи эти мне было не жалко, напротив, имея теперь сломанные игрушки, я чувствовала себя одной их тех избалованных детей, что ничуть об игрушках не заботятся, позволяя себе их ломать, потому как через несколько дней родители купят новую забаву.
Едва я достигла более или менее самостоятельного возраста, так сразу же осуществила давнее свое мечтание: приобщилась к одинокому скитанию по пустынным пляжам. Не то чтобы это доставляло мне удовольствие. Я казалась себе безликой, затерянной песчинкой. Я сливалась с окружающим миром. Я была зноем и маревом, испариной на коже моря, мифической саламандрой, возникшей от танца солнечных лучей по раскаленным камням.
С утра и до позднего вечера, прихватив с собой краюху хлеба да бутылку пресной воды, отдавалась я своему, по мнению большинства, безделью. Ходила по пляжу — ноги утопали в мягком желтом песке, задерживая дыхание, глубоко ныряла. Вниз, вниз… С глазами, раскрытыми, не защищенными стеклами очков для плавания. В мутной бледно-зеленой толще морской воды я видела косые и тонкие солнечные лучи. Очертания их казались размытыми. Поднималась, жадный делала вдох, для того чтобы снова, опуститься вниз, еще глубже.
Я помню, что тот день не был жарким — начало сентября, — последнее солнце и прохладный ветер вынудили меня спрятаться за кустом. Лежала ничком, прикрыв веки, впитывая кожей скупое тепло. Песок рядом заскрипел — открыла глаза, — незнакомец присел на корточки и, улыбаясь, смотрел на меня. Мне бы испугаться, но не хотелось. Он был молодым и почти красивым. Руки покрыты мелкими царапинами почти до локтя: наверно, собирал шиповник. Он попросил разрешения прилечь со мной рядом.