Я сидела на кровати и дрожала, убеждая себя, что чувствую лишь надежду, гнев и радость.
Только было еще одно неуправляемое чувство – прямо под кожей горело желание. Оно сжималось и разжималось вместе со всем телом. Стакан и засохшее колечко вёрджин колады – самый настоящий вещдок. Вещдоками занимаются копы, а тайком и неофициально мне согласится помочь лишь один. Кровь разогналась, заклокотала внутри, а сердце стучало в такт собственному дурацкому имени.
Стакан я временно оставила на тумбочке. Нужно было спрятать его в пакет с застежкой, но такие у меня на кухне, и сначала я заглянула к Лизе, чтобы поднять ее с пола. Она сидела в той же самой позе, а вот Заго убежал на кухню, соблазнившись ароматом лазаньи.
На мое возвращение Лиза не отреагировала, и усаживать ее в коляску пришлось собственными силами. Я пыталась завладеть ее вниманием.
– Лиза, мне нужно узнать, кто это сделал. Мне нужно имя.
Но большие глаза смотрели не на меня, а вдаль, то ли за стену комнаты, то ли за наш дом, то ли на другой конец света.
В шелесте Лизиного дыхания послышалось что-то осмысленное, и я склонилась к ее к губам.
– Детка, пожалуйста, скажи его. Скажи имя.
Лиза глубоко вдохнула, и вместе с выдохом прозвучало имя. Имя из далекого прошлого. Его услышать я совершенно не рассчитывала.
– Мелисса.
Я чуть не подавилась воздухом и схватила Лизу за плечи:
– Лиза, когда ты видела Мелиссу Ричардсон? Лиза!
Она не ответила.
Я легонько ее встряхнула и спросила снова:
– Кто тебя отравил?
Лизины глаза закрылись, но здоровая рука стиснула мое запястье.
– Мелис-са, – громче и четче повторила она.
Значит, ошибки тут нет.
Лизина комната – море фотографий, они вздымаются и опускаются вокруг нее, колышутся, когда она, покачиваясь, уходит на глубину. Лизина память – океан, но в нем лишь одно течение, один берег, одна пристань. Лизу снова несет к белому песчаному пляжу. Пасмурным, ветреным днем, слишком холодным для сентября в Миссисипи, там ждет Мелисса Ричардсон.
Новин ведет машину. Они обе так сильно беременны, что едва дышат. Саму Лизу ребенок превратил в тонкую оболочку, в скорлупу. Мальчики всегда смотрели на нее одну, а теперь их взгляды, полные насмешки или страха, скользят мимо. Ей нельзя пить пиво, ни кружки, ни банки, нельзя курить и жрать кислоту, потому что ее самой слишком мало, она шелуха, что попадет в ее нутро – проникнет в нежную сердцевину. Интересно, а после родов она снова станет Лизой или превратится в только-маму, как Босс?
Новин с Лизой ездят кругами: через город, к Утятнику, обратно в город, а сейчас к пляжу. Обеим нравится просто ехать из одного места в другое, не направляясь никуда конкретно. По крайней мере, до тех пор, пока на песчаной обочине Лиза не замечает красный Мелиссин «эклипс».