— Минутку. Мне надо сказать вам пару слов. Вы зачем сказали мистеру Верритону, будто видели как я выходил из его каюты?
Я сделала большие глаза и покраснела от смущения.
— Ну, я действительно видела. В самом начале круиза. Я… я не хотела сделать ничего плохого. Я… я надеюсь, вы на меня не сердитесь, — я пыталась сообразить, не слишком ли широко раскрываю глаза, демонстрируя свое простодушное изумление.
Он раздраженно хмыкнул.
— Моя каюта немного дальше по тому же коридору. Я несколько раз ошибался. Номера на табличках не очень четкие, а все двери почти на одно лицо, если не приглядываться. Я решил, что вы, наверное, хотите со мной поссориться, — он не отрываясь смотрел мне в лицо, и взгляд его мне не понравился.
— Поссориться? — повторила я и заморгала глазами. — Что вы, нет! Я чудесно провожу время. Зачем мне с кем-то ссориться?
Он отчаялся чего-нибудь от меня добиться.
Я пошла дальше и, остановившись в дверях магазина, увидела, как он резко свернул в узкую улочку, которую я пересекала, когда следила за Эдвардом Верритоном. Встретятся они в том мрачном старом доме или Эдварда Верритона там уже нет? Я со страхом пыталась представить себе, что может сейчас происходить между — Эдвардом Верритоном и тем, к кому он пришел.
Сильно взволнованная, я пошла посмотреть на резиденцию архиерея, но когда я добралась туда, пошел проливной дождь. Я долго пряталась под каким-то навесом, но небо оставалось все таким же мрачным и серым и конца дождю не предвиделось. На самом деле, я никогда в жизни не видела такого дождя. Он лил сплошной стеной, на два шага впереди ничего не было видно. Если бы мне пришло в голову еще побродить по Дубровнику, я просто вымокла бы до нитки.
Поэтому я завязала капюшон, застегнула свой тонкий нейлоновый плащ и засунула поглубже в большую сумку мои подарки, к которым к тому времени прибавился еще красно-белый полосатый шарф для мамы.
Снова оказавшись у Столбовых ворот, я поняла, что вода заливается мне за воротник; это было ужасно неприятное ощущение. Ноги мои тоже промокли вдребезги. Я стояла в арке ворот в обществе нескольких горожан и радовалась, что рядом не оказалось никого с парохода. Пока мы ждали там, я как-то потеряла чувство реальности и с трудом могла поверить, что я, Джоанна Форест, одна в Дубровнике.
На золотистых плитах Плача сейчас почти никого не было и они сверкали, омываемые потоками воды. Дождь неистовствовал в совершенно неподвижном воздухе; это производило одновременно и пугающее, и завораживающее впечатление.
Я почему-то подумала о землетрясениях. Если подумать, Дубровник, на самом деле, совсем недалеко от Скопле — города, который не так уж много лет назад внезапно превратился в руины.