Девушки развязали объемистые мешки и стали выкладывать содержимое. Появились хлеб и сало, посуда, две кастрюли и сковородка, лук, немного картофеля…
— А соль?.. Соли забыли прихватить, — расстроилась Мария, — как же это мы так?
— Ладно уж, до завтра потерпят, — сказала Женя, — главное, ребята, нажимайте на лук и чеснок, чтобы не было цинги. И вот… — Она вдруг смутилась и стала что-то доставать из-под пальто. — Пара теплого мужского белья. Это на первый случай. Потом принесу еще.
Милые, славные девушки. От благодарности к ним, от внезапно нахлынувших чувств ребята не могли выговорить ни слова.
Замолчали и пришедшие.
Потом Мария подошла к растерявшемуся от неожиданности Смирину, измерила ширину плеч, прикинула длину.
— Да нам, как видно, собираются пошить фрачные пары, — преодолев удивление, стал шутить Смирин, — для вечерних приемов.
— Угадал, — ответила повеселевшая Женя. — Только не черные, а белые. И не вечерние, а ночные. Маскхалаты из старых простыней для выхода из лесу.
Пообещав завтра прийти снова, девушки двинулись в обратный путь. А вечером в лагерь заявились Василий, Мишка и Владимир Вестенберг. Они привели с собой еще несколько парней.
— Левка! — узнал Бордович в одном из них Гельфанда. — Куда ты запропастился?
— Был в одной деревне. Потом бродил по лесу. Искал вас… — растерянно бормотал Лева.
— В общем, принимайте пополнение, — сказал Василий, — прошу потесниться и не обижать новеньких.
Мишка торжественно вручил старшему группы лесных поселенцев Евгению Бордовичу винтовку, а каждому из его товарищей по гранате.
— Одну винтовку на всех? — разочаровался Смирин.
— Это только пока, — пояснил Мишка, — для самообороны.
Перед уходом ребята закурили. Смирин отозвал в сторону Василия.
— Кто это? — спросил он, указывая на Вестенберга.
— Учитель, бывший директор школы, — пояснил Василий.
— А почему у него такая фамилия? Ну, нерусская.
— Он немец. А что?
— Немец?.. — удивился Смирин.
— Не бойся, — успокоил его Василий, — он совсем другой немец.
— Других немцев не бывает. Я не видел, — мрачно ответил Смирин.
Ребята ушли, растаяв среди елей и сосен, а Смирин смотрел им вслед долгим печальным взглядом. В сердце поселилась тревога.
Иногда можно было слышать такие разговоры: война простит, война спишет. Неправда это! Перед собой, своей совестью, перед народом каждый должен держать ответ — как жил, что делал в суровую годину?
Деревня проснулась от шума, топота, громкого крика. «Немцы!» — подумала Аниська.
Взглянув в окно, поняла: что-то другое. При появлении солдат-чужаков люди прятались по своим углам, будто стены родного дома могли укрыть их от всех бед. Теперь все бежали в одну сторону.