— Ну и придирчивые же вы, ребята, — улыбается Моргес, — я ведь искренне, любя говорю. У вас много хорошего. Прав для народа больше, чем было у нас, в буржуазной Латвии. И человеку у вас, если он не дурак, все доступно. Но и у нас, при Ульманисе, не все было плохо.
Гость огляделся, выжидательно посмотрел на сидящих рядом и стоявших недалеко парней и девушек. Слушали его все внимательно. Вернулся с улицы уже и гармонист. Тихо присел на краешек скамейки, переложил гармонь на подоконник, прислушался.
Заметив интерес к разговору, Моргес не стал томить молодежь неудовлетворенным любопытством. Несколько приукрашивая обстановку, он стал увлеченно говорить о жизни в буржуазной Латвии. Рассказал о якобы благополучном положении крестьян, рабочих и ремесленников в городах. Получалось нечто похожее на правду.
— У Ульманиса, хотя он был и диктатором, кое-чему можно поучиться, — уверенно закончил свой рассказ Моргес.
Чувствовал он себя совсем уже победителем — этот неуклюжий узкоплечий человек. Никто не решался ему возразить. Молчали даже те, которые в начале разговора бросали реплики. Да и как возражать, если о жизни в прежней Латвии толком никто ничего не знал. Тишина становилась тягостной. Чтобы вывести людей из неловкого положения, гармонист потянулся к инструменту.
И в это время тишину разорвали негромко, но с сердцем произнесенные слова:
— Брехня! Бабушкины сказки.
На говорившего оглянулись. Это был тот светловолосый парень, что сидел рядом с Вестенбергом. Высказав свое мнение, он умолк. Видно, что вступил в спор под напором чувств, не в силах больше сдерживать их.
— Брехня? Оскорбить легче всего, — надулся Моргес.
— Повторяю, что это брехня! — снова сказал светловолосый парень. Он выпрямился, лицо его приняло решительное выражение. — Законы Ульманиса вроде и гладкие, а люди по миру шли.
— Ты разве из Латвии? — удивился Моргес.
— А то как же…
— Не может этого быть! Не верю. Как же ты смог пройти через кордон? Где ты живешь?
— Как прошел — одна ночь знает, — улыбнулся парень, — где живу — там и прописан.
— Ага, не можешь сказать! Значит, ничего ты не знаешь, — стараясь убедить слушавших, торопливо заключил Моргес.
Но парни и девушки, несмотря на нежелание незнакомого рассказать о себе, почему-то больше поверили ему, чем Моргесу. О танцах забыли. Было уже не до них.
Словно сговорившись, стали расходиться.
Умолкли голоса, замерли шаги на деревенских улицах. И сразу затихла, притаилась деревня. Но люди не спят: за занавесками тускло мерцают огоньки коптилок.
Светится огонек и в окне дома Василия. Снаружи посмотреть — горит он в пустой, уснувшей избе. Но здесь полно парней и девушек. Нарядных, торжественных. Пришли все сюда прямо с танцев, хотя и разными дорогами. Специально за Григорием забежал Мишка.