— Напечатайте! — простонал мужчина.
— Если вы немедленно не заберете эту вашу макулатуру, я выкину ее в корзину!
— Напечатайте…
— Убирайтесь вон!
— Напечатайте…
Тощенко в изнеможении откинулся на спинку стула и провел рукой по лбу.
— Может, я плохо объяснил, — тихо сказал он. — Наша газета вообще не печатает басен. А тем более — басен в прозе. У газеты другие функции.
— Напечатайте, — смахнул автор слезу краем авоськи.
И Юрий Юрьевич капитулировал. Он молча взял помятые листы с баснями и бросил их в папку с надписью «Резерв».
После того как мужчина с авоськой, пятясь и кланяясь, покинул кабинет, Тощенко несколько минут дел неподвижно, тупо уставясь в стену.
Я кашлянул, напоминая о себе.
— Показывайте ваши стихи, — сухо сказал он. Может, в другой раз? — предложил я. — Вам, наверное, сейчас не до поэзии.
Он устало улыбнулся:
— Мне не привыкать. Давайте показывайте.
Он перелистал всю тетрадь, делая на нолях пометки карандашом.
Что-то есть, — наконец поднял он на меня глаза. — Вот это ничего — «Ожидание». Тут вы правильно подметили: человек всю жизнь подгоняет время. И школе, чтобы быстрее наступили каникулы. Студент не может дождаться стипендии. Потом, когда работаешь, считаешь дни до отпуска… Только подобная философия присуща юности. Коли вы и теперь так мыслите, значит, сохранили ее. Я, например, мечтаю, чтобы мое время текло как можно медленнее, чтобы стрелка крутилась на минимальных оборотах… Короче, есть у вас отдельные удачные места, даже находки, а в общем… С рифмами, уважаемый, не очень. Например, тут… — ткнул он карандашом.
— Так это же так называемая ассоциативная рифма, — решил я поразить его эрудицией.
Он долго объяснял мне азы архитектоники, а я думал о том, что иногда не мешает посмотреть на человека вот так, сбоку. Сколько раз мы встречались с Тощенко в коридоре, на летучках, дежурили вместе в типографии, нередко обменивались мыслями, но сегодня я словно увидел его впервые, Казалось, он готов грудью кинуться на защиту поэзии от рифмоплетства.
— Вы что, не слушаете? — удивленно спросил он.
— Наоборот, я весь — внимание.
— Тогда почему вы не отвечаете? Я дважды спрашивал, где вы работаете? Если это не секрет.
— Какой там секрет! По ремонтному делу я, мебель ремонтирую, — вспомнил я Зайчинского.
— Прекрасная профессия! Если бы я умел ремонтировать, — мечтательно произнес он.
— Что тут особенного?
— Может, и ничего. Я вот не умею, а очень жаль. Есть у меня дома рабочее кресло. И вот, представьте, рассохлось. Словом, ремонта требует. Уговариваю свою жену в ремонтное ателье его отвезти — не хочет. Говорит — надо новое покупать, а это только интерьер портит. Ну, а я к нему так привык, что хоть убейте — на другом не могу работать.