Начало, которое я предложил для его репортажа, так ему понравилось, что он, быстро записав, сказал, переходя на «ты»:
— Ты не просто талант, ты великий талант. Я, друг, всегда к твоим услугам.
В устах таких людей, как Литвинюк, подобная клятва звучала как предупреждение: «Отныне ты мой должник».
На лестнице меня догнал Тощенко.
— Что-то вы ко мне не заходите, — укоризненно сказал он. — Загордились. Еще бы! Сегодня почти похвалы удостоились. Кстати, почему бы вам не принять участие в литературном конкурсе? Наш отдел объявляет конкурс на лучшее произведение на производственную тематику! У вас должно получиться. Вы, мне кажется, имеете шанс…
19
Семен Яковлевич открыл глаза и резко поднялся с кровати. Сел, но тут же снова лег.
— Ну и набрался же вчера! — простонал он. — Коля! — позвал жалобно.
— Чего? — неохотно отозвался тот из-под одеяла.
— Сбегай за пивом. Как друга прошу.
Просительный ион Семена Яковлевича так поразил Колю, что он мгновенно вскочил.
— Сейчас!
Семен Яковлевич стонал, проклинал судьбу, которая так часто посылает ему выпивки, потом спросил меня:
— Скажите, я вчера вам ничего такого не говорил?
— Какого — такого?
— Ну, например, надутым индюком вас не называл?
— Не называли.
— А дураком?
— Тоже не называли.
— А что вы скряга, не говорил?
— Не говорили.
— Наверное, просто сказал, что вы скользкий тип?
— Не было такого.
— А просто кретином вас не обзывал?
— Пока еще нет.
— Слава богу. А то вот проснулся и мучаюсь. Теперь могу снова спать спокойно…
По дороге в редакцию я встретил Колю.
— Столько времени пиво искал, — показал он мне две бутылки.
— Слушай, Коля, — взял я его за рукав куртки, — и чем это все закончится?
— Что — все?
— Твоя дружба с Семеном Яковлевичем, ваша эта привольная жизнь…
Он удивленно поднял брови:
— На смену веселому приходит грустное. Это я цитирую Семена Яковлевича. Главное — чтобы веселого в жизни было больше, чем грустного. А вы что-нибудь хотите мне предложить?
— Единственное, что я могу тебе предложить: пойти или учиться, или работать.
Коля захохотал:
— Ну и шутник вы! Никогда не поймешь, говорите вы правду или разыгрываете…
Дорогой я думал о парне. Самое смешное, что он действительно принимает меня не за того. Наверное, только этим и объясняется его уважение ко мне: где-то в глубине души побаивается. Но под влияние Семена Яковлевича он попал настолько, что душеспасительными беседами тут не поможешь. Надо что-то предпринимать…
Когда я пришел в редакцию, Духмяный сообщил, что звонила Люся и просила немедленно с ней связаться. Странно, подумал я, только вчера вечером мы расстались, причем поздно. После занятий с Лесей я, как всегда, остался поужинать и засиделся.