– А ты, я смотрю, чувствуешь себя хорошо? – с надеждой в голосе спросила она.
– Лучше, чем выгляжу, – рассмеялся он.
– Я серьезно…
– Серьезно, все хорошо. Не показываю вида! – ответил он.
– Играешь в дурачка, – продолжила перечислять Муза все то, что успела проанализировать.
– Я могу и в покер, но здесь знатоков не нашлось, – ответил Гриша.
– Интересное времяпрепровождение, – оценила она.
– Ты даже не представляешь насколько! – заверил ее Григорий, мягко беря под руку и направляясь в сторону палаты. – Нам сейчас сообщили, что на ужин будет гречка с мясом, но ее на всех не хватит, а кому не достанется, тем дадут макароны с сосиской. А народ здесь капризный, больной, сама понимаешь. Вот мы и сели играть в карты на гречку с мясом! Челюстно-лицевое отделение против урологического! И вот – вуаля! Победа за нами!
Муза с интересом посмотрела на него.
– Так вы, господин, добытчик?! Надо же! Добыли гречку с мясом? Вы играли на еду? Поэтому столько болельщиков вокруг?
– Точно так! Для всего отделения добыл мяса! Так что со мной не пропадешь в любой ситуации! – усмехнулся он.
– Так ты, бедненький, голодный? Надо было котлеток прикупить! А я вот с соком и веточкой винограда по-скромному, – посмотрела на свой пакет с гостинцами Муза.
– Ничего страшного. Я рад, что ты зашла даже без еды.
Они вошли в палату на четыре кровати, две из которых были заняты. Григорий пригласил Музу присесть на пустующую кровать.
– Что с лицом? – спросила она, почему-то ловя себя на мысли, что ей комфортнее с ним общаться, когда его красивое лицо все обмотано бинтами. Она при этом не так смущалась.
– Лицо подпортили, но жить буду, лицевой нерв не задет, – ответил Григорий, – то есть никаких перекосов и параличей быть не должно.
– Желаю скорее поправиться. Ты на меня точно не сердишься? – не давала покоя ей собственная ее совесть.
– Конечно, нет, Муза! Более того! Это я должен перед тобой извиниться и даже сказать спасибо. – Лицо Григория стало очень серьезным.
– За что? – спросила Муза.
– Красивая женщина тебя навещает, – вдруг закряхтел старик на соседней койке.
– Спасибо, дядя Федор, – ответил Григорий и снова обратился к Музе: – Мы когда с женой развелись, я сразу же решил, что дочка со мной останется. Да и девочка этого хотела.
– Странно. Дочка и мама – это же, как правило, неразлейвода? – спросила Муза.
– Это правильно, дите с мамкой должно оставаться, – снова встрял дядя Федор.
– Не в нашем случае. Еще до рождения Вики именно я настоял, чтобы жена сохранила беременность. Она начала шантажировать меня, что сделает аборт, чтобы у нее не испортилась фигура. Я каждый день покупал ей по ювелирному украшению, так сказать, радовал, чтобы она не огорчалась из-за увеличения живота. И чем больше становился живот, тем существеннее должна была быть компенсация за увиденное в зеркале…