Степанида в последний раз оглядела комнатушку. Свечи горят ровно, окошко плотной тряпицей завешено, миса с водой поставлена так, чтобы ловчее достать… Да и до Елены равноапостольной удалось дотянуть.
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. Чистая кровь и небесная! Спаси, сохрани рабу Божью Степаниду от всякого сглаза, от худого часа, от женского, от мужского, от детского, от радостного, от ненавистного, от наговорного, от переговорного, от колдунов, от колдуний, от еретиков, от еретиц, от галилеев, от галилеиц, от ученых и рожденных, от пустых родов, от кровотечения, от испуга, от порчи, от тоски тоскучей, колючки колючей, гнетущей, кислой, пресной, встречной, поперечной, ветряной, водяной, заселенной и насланной, — негромко сказала Степанида, встав у Алены за спиной. — Нечисть болотная, нечисть подколодная, от синего тумана, от черного дурмана, где гнилой колос, где седой волос, где красная тряпица, порченка-трясовица, не той тропой пойду, пойду в церковные ворота, зажгу свечу не венчальную, а свечу поминальную, помяну нечистую силу за упокой. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
— Аминь, — повторила Алена.
Теперь обереги были поставлены и можно было приступать к долгожданному делу.
— Ложилась спать я, раба Божья Степанида, в темную вечернюю зорю, — задумчиво и неторопливо начала ворожея, — поздным-поздно…
И замолчала.
Ей нужно было хотя бы на несколько мгновений навести на себя сон, чтобы воистину проснуться, да не там, где она была на самом деле — в темной комнатушке, а там, где ей для ворожбы надо.
— Вставала я в красную утреннюю зорю раным-рано; умывалась ключевою водою из загорного студенца; утиралась белым платом родительским…
Степанида кончиками перстов коснулась воды, провела теми перстами по лицу, затем не вытерла, а как бы обмахнула его платом, и движения были медленные, как у сноходца.
— Пошла я из дверей в двери, из ворот в ворота, и вышла в чистое поле. В чистом поле охорошилась, на все четыре стороны поклонилась, на бел-горюч камень Алатырь становилась, крепким словом заговорилась, чистыми звездами обтыкалась, темным облаком покрывалась. Тот бел-горюч камень Алатырь — никем не ведомый, на том камне стоит столб от земли до неба огненный, под тем камнем сокрыта сила могучая, и той силе нет конца. Выпускаю я ту силу могучую!
Голос ворожеи окреп, загудел.
— Сталь ты крепкая, затупись! Веревка ссученная, перервись! Камень от руки отвались! Кто придет за душой рабы Божьей Алены, отступись!
Теперь пора настала и Алене свое слово молвить.
— Ночь черная, зеркало темное, отрази от меня слово злое, проклятье людское, знак адовый! — прошептала она. — Прошу по первому разу.