— А это что? — показал он рукой на автоматы.
Элиашевич приподнял лежавший на коленях автомат и улыбнулся:
— Автомат!
— Вижу, но зачем?
— А вдруг какой-нибудь заяц выскочит?
Оба рассмеялись, но, пожалуй, впервые почувствовался холодок в отношениях между ними. Каждый думал о своем. Элиашевич украдкой наблюдал за Кевлакисом. Тот во все глаза смотрел по сторонам. С жадностью всматривался в каждую встречавшуюся на пути деревню, каждое дерево, каждый придорожный крест, каждый мостик и пригорок, возвещавший о приближении к родным местам.
Элиашевич сразу как-то подобрел. Он прекрасно понимал его в данную минуту. Он помнил себя самого, когда той же дорогой шел пешком домой, в Ляск, помнил, как приветствовал каждое дерево, каждого жаворонка, какое волнение испытывал при мысли о встрече с матерью.
Машина взлетела на небольшой пригорок, откуда уже отчетливо можно было разглядеть лежащий внизу Ляск, остроконечный шпиль костела, высокую трубу кирпичного завода. Кевлакис даже встал и едва не вылетел, когда машину качнуло на колдобине. Элиашевич велел остановиться. Кевлакис выскочил из машины и побежал на пригорок. Элиашевич неторопливо последовал за ним. Тот все смотрел вокруг и не мог наглядеться. Наклонился, схватил горсть земли, растер ее в ладонях, сдул и вытер руки полою пиджака.
— А все же я прирожденный крестьянин. Люблю землю.
— Так что, займешься хозяйством?
— Думаю, что да. А ты чем занимаешься?
— Как видишь.
Элиашевич помахал автоматом. Кевлакис с удивлением посмотрел на него, видно, он не очень-то понял жест Элиашевича.
— Работаю в отделении госбезопасности, — пояснил тот.
— А… — произнес Кевлакис и тотчас же, ссутулившись, медленно побрел к машине.
Элиашевич задумался. Так, значит, знают, и там знают, что такое органы госбезопасности, но понимают это по-своему.
Кевлакис остановился и, обернувшись, спросил:
— Не знаешь, что с Влодеком?
— Знаю. Наши дороги разошлись. Стреляем друг в друга.
— А что, по-другому нельзя?
— Долго рассказывать. Поживешь здесь — поймешь.
— Ты разговаривал с ним?
— Как и с тобой.
— Ну и что?
— Как видишь… Каждый выбрал свой путь. А ты почему так долго не возвращался? Боялся?
— А если я скажу тебе, что нас не очень-то оттуда выпускали, ты поверишь?
— Как я могу тебе верить или не верить? Я там не был.
Кевлакис подошел к машине, вытащил из сумки плоскую зеленую бутылку, отвернул пробку, отхлебнул немного и протянул ее Элиашевичу. Тот сделал большой глоток, закашлялся, вытер рукавом губы.
По прибытии в Ляск он отвез его к сестре, но от приглашения войти в дом отказался под предлогом, что не хочет мешать их встрече. Понимал, что с Кевлакисом говорить ему уже не о чем. Потом он видел его еще несколько раз. Кевлакис вскоре женился на крестьянской девушке и целиком занялся хозяйством. Он пользовался авторитетом у людей, и поэтому они выбрали его старостой. Связывало ли его что-нибудь с Рейтаром и если да, то что именно?