— И что же это за средства? — Он смотрел прямо мне в лицо, и я опять с большим смущением почувствовала, что щеки мои горят.
— Я применяю слабый спиртовой растворитель. Он не будет воздействовать на затвердевший слой масляной краски, но в этой краске есть небольшая примесь смолы...
— Как ловко это у вас получается!
— Это обычная часть моей работы.
— В которой вы столь искусны.
— Я надеюсь теперь вы в этом убедились? — Голос мой звучал немного взволнованно, и я приготовилась отразить любую атаку, вызванную моим замечанием.
— Вы не перестаете убеждать меня в этом. Вам нравится эта картина, мадемуазель Лоусон?
— Она весьма интересна. Хотя в вашей коллекции есть картины лучше. Конечно, она не сравнится с работами Фрагонара или Буше. Но я считаю, что художник мастерски владел цветом. Ею техника довольно смелая. Мазки слегка грубоваты, но...
Я запнулась, потому что почувствовала, что в душе он смеется надо мной.
— Боюсь, я могу наскучить, когда говорю о живописи.
— Вы слишком самокритичны, мадемуазель Лоусон.
Самокритична! Об этом мне говорили впервые. И тем не менее это было правдой. Я была похоже на ежа, выставившего колючки в попытке защитить себя. Значит, я себя выдала.
— Я вижу, вы скоро закончите восстановление этой картины, — продолжал он.
— И тогда я узнаю, достойна ли я быть допущенной к выполнению такого задания.
— Я уверен, вы нисколько не сомневаетесь в исходе этого предприятия, — ответил он и, улыбаясь, ушел.
Через несколько дней картина действительно была закончена, и граф пришел, чтобы вынести решение. Он стоял несколько секунд нахмурившись, и сердце мое упало, хотя до его прихода я была вполне довольна своей работой; результаты превзошли все мои ожидания. Цвета поражали красотой, и то, как была передана ткань на платье и другие особенности техники напоминали мне Гейнсборо. А ведь все это было скрыто, когда я приступила к работе; теперь картина предстала во всей своей красе.
Граф рассматривал ее с весьма скептическим видом.
— Итак, — сказала я. — Я вижу, вы не довольны?
Он покачал головой.
— Господин граф, я не знаю, что именно вы ожидаете, но уверяю вас, что любой, разбирающийся в живописи...
Он переключил внимание с картины на меня, слегка поднял брови; улыбка на губах выдавала удивление, которое пытались скрыть его глаза.
— ...как вы, — закончил он за меня. — О да, если бы я был наделен этим талантом, я несомненно бы вскричал: «Это настоящее чудо. Красота, которая была спрятана так долго, теперь предстала перед нами во всем великолепии!» Это правда. Вы добились потрясающего эффекта. Но мне покоя не дают эти изумруды. Вы не представляете, сколько беспокойства они причинили нам. И теперь, благодаря вам, мадемуазель Лоусон, будут предприняты новые поиски сокровищ, появятся новые теории.