Радовал Соню приход весны. Она видела такие ее признаки, которые ускользали от менее сосредоточенного взгляда. Особенно когда долго стояли холода и все вокруг развивалось медленно, вяло, когда каждую былинку будто упрашивать приходилось проснуться и показать из земли нежный, зябкий кончик. А потом соберется ночью теплый дождь, «и словно бродила какие-то посыплются» с мелкими каплями: все зашевелится, заторопится расти, будто опасаясь не попасть вовремя на званый праздник.
Наутро не узнать ни луга, ни сада, ни бора! Над белыми березками дрожит зеленый дымок; от еловых веток тянутся вверх светлые ростки; горьковато и сладостно пахнет тополевыми почками, теплым паром курится пробужденная земля.
Во время прогулок Соня собирала разные травы и цветы, составляла коллекции бабочек, жуков, ярко и точно описывала их.
К естественным наукам она пристрастилась из подражания Анюте. В ту пору демократически настроенная часть русского общества, пробужденная революционной пропагандой к новой жизни, переоценивала все ценности, стремилась проникнуть в суть вещей. Естественные науки были единственно верным средством познания законов природы, источником материалистического представления о действительности, и повсюду возникали кружки, где изучали биологию, физику, химию. Передовые ученые читали публичные лекции, на которые стекалось множество слушателей; книжные издательства выпускали произведения материалистического направления. Анюта тоже было ревностно предалась наблюдениям и исследованиям, собрала у себя в комнате целый зверинец. Но когда «подопытные» существа однажды расползлись и разбежались по всему дому, вызвав переполох и запрещение тащить в комнату всякую нечисть, девушка охладела к естествознанию. Соне же этого увлечения хватило надолго.
Единственный предмет, к которому она на первых занятиях с Малевичем не проявила ни особого интереса, ни способностей, была арифметика. Под влиянием дяди Петра Васильевича ее больше занимали отвлеченные рассуждения, например о бесконечности. «Да и вообще, — объясняла она позднее свое отношение к арифметике, — в течение всей моей жизни математика привлекала меня больше философскою своею стороною и всегда представлялась мне наукой, открывающею совершенно новые горизонты».
Василий Васильевич как-то за обедом спросил:
— Ну что, Софа, полюбила ты арифметику?
— Нет, папочка, — простодушно ответила девочка, смутив учителя.
— Но вы полюбите ее, и полюбите больше, чем другие предметы, — взволнованно сказал Малевич.
И он добился своего: месяца через четыре на такой же вопрос отца Соня ответила: