Ее голос затих, а рука остановилась на полпути между тарелкой и ртом. Казалось, она глубоко задумалась.
Заинтересовавшись, Грейс спросила:
— Что?
— Я бы… — Она озорно подмигнула.
— Что? — повторила Грейс.
В молодости тетя Рэй славилась умением почудить. Она и теперь оставалась непредсказуемой и способной на всякие безумные выходки.
— Я бы приготовила ему что-нибудь особенное на ужин, — сказала она.
Ее предложение было настолько безнадежно устаревшим, что оно заставило Грейс улыбнуться:
— Тетя Рэй, я думаю, здесь все немного сложнее.
Тетя Рэй облизала вилку и лукаво улыбнулась:
— Могу повторить еще раз. Приготовь ему что-нибудь специфическое, чего он никогда не забудет.
Подойдя к своему шкафу с картотекой, она достала ящик с рецептами и принялась перебирать изрядно засаленные карточки. Тетушка быстро нашла ту, которую искала.
— Вот. — Она подала карточку Грейс. — Приготовь ему это.
Грейс прочла рецепт вслух:
— Жареный лосось в мятно-горчичном соусе. Полфунта филе лосося, целое горчичное зернышко, четверть чашки оливкового масла, свежие листики мяты, одна восьмая чайной ложки… — она изумленно уставилась на тетушку, почти уверенная, что неправильно прочла рецепт. — О Боже! Но ведь это…
Тетя Рэй весело захихикала:
— Это не смертельно в столь малой дозе, — произнесла она с таким же спокойствием, как если бы обсуждала лечебные силы куриного бульона. — Но, тем не менее, оно заставит его помучиться, как блудного пса, которым он является. Тебе, конечно, придется сказать ему, что это блюдо приготовила ты, а то оно не принесет никакой пользы. Я всегда говорила Ллойду, что если он нанесет мне удар в моем доме, то может ожидать того же и от меня. Я считаю это терапией, направленной на выработку рефлекса отвращения к гомеопатии.
— О Боже! — воскликнула Грейс. Какие бы чувства она ни испытывала к Эдди, но все же не дошла до того, чтобы задумать отравить его.
— Иногда небольшой опыт близости к смерти помогает задуматься о будущем, — сказала тетя Рэй. Она отрезала еще два куска кокосового кекса, налила свежего кофе в изящные чашечки из леннокского фарфора и подмигнула племяннице. — Да, мэм, — весело заверила она ее.
У Джорджии болело сердце за Грейс, Эдди, а больше всего за Каролину. Она сочувствовала страданиям дочери. Но она также была уверена, что чем скорее Грейс и Эдди все выяснят и сойдутся вновь, тем лучше будет для всех. А пока Каролина ходила с таким видом, будто потеряла лучшего друга, а родители, казалось, не осознавали, что у бедного ребенка сердце разрывается на части.
Джорджия совершенно не могла понять, почему ее милая, разумная дочь стала такой упрямой и отказывалась думать. Другое дело, если бы речь шла об Эмме Рэй, которая была такой же упрямой, как ее отец. Но Грейс? О чем только она думает? Ведь она знает, что Эдди готов поцеловать ее и помириться с ней, если только Грейс позволит.