Джеймс наблюдал, как Коутс хлопочет по хозяйству. Он достаточно хорошо изучил старого преданного слугу, чтобы понимать: он сильно встревожен. Камердинер знал, что хозяин ненавидит обращение «ваша светлость», и никогда его не использовал, разве что с юмором или когда они были на людях. Или когда он сильно нервничал. И если Коутс ничем не мог помочь хозяину, он суетился вокруг, даже не имея никаких дел.
Вот и сейчас он поправил шторы, которые и без того были в идеальном состоянии, долил воды в почти полный стакан и принялся поправлять подушки.
— Какой сегодня день, Коутс?
— Воскресенье, ваша светлость.
Джеймс нахмурился.
— Выходит, я в постели уже неделю?
— Да.
— Преступника поймали?
— Нет. Констебли обыскали все вокруг, но безрезультатно. Сейчас они присматривают за путешественниками в гостиницах Хартфордшира.
Было бы легче, располагай они описанием преступника, но ни Бобби, ни герцог его не рассмотрели. Все, что успел заметить Джеймс, пока они дрались за обладание пистолетом, — это светлые волосы мужчины, но у половины мужского населения Сент-Олбанса волосы такого же цвета.
У Джеймса снова разболелась голова.
— Лихорадка возвращается ночью, да?
Коутс прекратил взбивать подушки и заглянул в глаза хозяину.
— Она возвращается раньше, чем наступает ночь. Температура начинает подниматься после полудня и держится всю ночь.
Джеймс сделал попытку подвигать ногами. Конечности подчинялись плохо, но боль в боку беспокоила намного сильнее, чем дискомфорт во всех остальных частях тела.
— Я скажу миссис О’Брайен, чтобы она приготовила ячменный отвар, — сказал Коутс. — Моя мама всегда говорила, что ячменный отвар укрепляет тело.
Когда Джеймс посмотрел на Коутса, его лицо неожиданно расплылось перед глазами. Джеймс моргнул и снова открыл глаза. Он мог бы поклясться, что верный камердинер выглядит в точности так же, как достопочтенный судья Бернард Батуэлл из Олд-Бейли. Те же глаза-бусинки, нос картошкой, такая же коренастая фигура. Даже белые волосы были такими же, с той разницей, что судья носил парик, а Коутс был натуральным блондином.
— Коутс, а ты, случайно, не родственник судьи Батуэлла?
— Нет, ваша милость, а почему вы спрашиваете?
— Я только сейчас заметил, как сильно ты на него похож. Он председательствовал на моем последнем уголовном процесс, когда рассматривали дело Пампкина О’Дула, и его внешность еще свежа в моей памяти.
— А разве судья Батуэлл не меньше пяти футов ростом, ваша светлость?
— Совершенно верно, Коутс, — усмехнулся герцог.
Но когда камердинер выпрямился в полный рост, Джеймс понял, что сравнение вовсе не польстило ему.