— Иди, Степан, — приказал Лопатов, и, когда дверь за денщиком закрылась, он повернулся к Зине и строго произнес: — Вы меня удивляете, что это за ежедневные сцены?
— Я не переношу вашего бесцеремонного отношения ко мне! Разве я из тех женщин, с которыми можно поступать, как с вещами? Я горда! Вы это знаете; если вы сейчас не останетесь здесь со мной, я ухожу, и ухожу от вас навсегда.
— Если вы собираетесь делать мне сцены, то лучше уж вам действительно уйти, — говорит Лопатов строго. Она хочет быть стойкой, гордой, уйти и потом заставить его прийти и валяться у нее в ногах, но она уже понимает, что ничего из этого не выйдет, что он не придет и она останется одна, одна, а она не может быть без него.
Гадкий, мучительный ком подкатывается к горлу, она дрожит вся, зубы стучат.
— Это подло, мерзко так говорить со мной! — визгливо вырывается у нее.
— Никакой подлости нет, а мне нужно ехать, и я поеду.
— Не поедешь! — бросилась она к двери.
— Да перестань ты делать сцены!
— Я хочу, хочу знать правду! Слышишь! Я вижу, что ты лжешь, избегаешь меня. О, я знаю! И ты думаешь, что я не буду бороться за свою любовь!
— Ну, довольно истерики! — сказал он опять строго.
— Слышишь, я не пущу тебя! Не пущу! — она схватила его за руку, чувствуя, что в глазах ее темнеет и она не владеет собой.
— Отстань ты, наконец! — крикнул он, выходя из себя.
— А-а! Значит, ты ее любишь? Говори сейчас, не смей лгать! — она повалилась на пол, рыдая.
Он стоял над ней, бледный от злости, сжав кулаки.
— Степан, — крикнул он решительно, — давай шинель!
— Не уходи, не уходи, — закричала она, — не мучай меня, скажи правду! Если ты уйдешь, я разобью стекла и выброшусь на улицу!
Она вскочила с пола и бросилась к окну.
Он поймал ее за руку и заговорил, стараясь говорить ласково:
— Ну, ну, перестань. Утри слезы и поговорим.
Он отвел ее на диван в кабинет и подал ей воды. Она все еще дрожала и, тихо всхлипывая, пила воду.
Ей было невыносимо тяжело.
Надо было уйти, расхохотавшись ему в лицо, сказать, что он ей противен или что-нибудь в этом роде, но она не может, опять эта желанная роль женщины, играющей мужскими сердцами, не удается ей.
Она так привыкла рассказывать своим подругам как она третирует и мучает мужчин, а они лежат у ее ног, покорные и робкие, а на самом деле она сама валялась сейчас у ног этого самодовольного человека.
Она даже застонала от боли.
— Успокоилась ли ты наконец, можешь ты меня выслушать? — спросил он.
Она кивнула головой.
— Хорошо, ты знаешь, что обстоятельства заставляют меня жениться. Раньше ты к этому относилась вполне разумно, а теперь начинаешь мне устраивать скандалы. Ты желаешь устроить свою карьеру, так ты же должна знать, что я ничем не могу помочь тебе, если эта женитьба не состоится. А ты собираешься мне закатывать скандалы! Я этого не потерплю, слышишь? Я прошу тебя и не думать о таких выходках больше. Пока нам надо реже видеться, чтобы не вышло сплетен, — я тебе уже говорил об этом.