Он говорил внушительным голосом, с солидностью человека ученого, говоря, то надевал, то снимал темное пенсне и играл им, как знатные барыни лорнетом. Да и сам Кулагин был солидный, представительный мужчина лет сорока, с холеными усами и будто выточенным белым носом, что тоже придавало ему вид интеллигентного, образованного человека. Общаться же с кружковцами Кулагин стал недавно, будучи привлечен в кружок Ряшина.
— И вообще я не понимаю, какой нам смысл механически переносить западноевропейский марксизм на почву русского общественного движения, — продолжал Кулагин, вращая пенсне в пальцах и расхаживая по комнате. — Не знаю, как ты, Евгений, — обратился он к Полякову, — а я в некоторой части согласен с Михайловским.
Поляков улыбнулся, поудобнее уселся в мягком кресле, сверкнув стеклами своего пенсне, и ответил:
— Михайловский был неправ, это доказано передовыми русскими социал-демократами, Плехановым в частности.
— И Лениным в особенности, — подсказал Чургин.
— А вы знаете Ленина?
— Лично — нет, а его работы — да.
— В таком случае, почему же вы не отвечаете на критические замечания нашего уважаемого хозяина дома?
— По единственной причине: я пришел не на диспут, а для обсуждения известного вам дела, — ответил Чургин, имея в виду полицейское дело Луки Матвеича.
— Дело Цыбули? Я уже кое-что предпринял, — сообщил Поляков. — Придется достать немного денег, и он будет на свободе. Прямых улик против него, оказывается, нет.
— Сколько?
— Двести.
— Хорошо, завтра вы будете иметь двести рублей, а пока возьмите вот эти сто, — сказал Чургин и вынул из бумажника четыре двадцатипятирублевые бумажки.
— А мне больше и не нужно, — принимая деньги, ответил Поляков. — Сто рублей я уже отдал кому следует.
Чургин не стал задерживаться. Прощаясь, он сказал Кулагину:
— С вами мы можем поговорить завтра на сходке. Пусть рабочие скажут, кто из нас прав. Кстати, листовка составлена по газете «Искра».
— Составили вы? — спросил Поляков.
— Я.
— Н-да. Напрасно вы со мной не посоветовались.
— Вы думаете, мы могли бы разойтись во мнениях?
— На сходке поговорим, — уклончиво ответил Поляков, протягивая Чургину руку.
Однако сходку собрать не удалось. Рабочие-кружковцы, видимо, находились под впечатлением арестов, и на хутор к Степану Вострокнутову явилось всего три человека. Поляков ушел, а Чургин провел беседу о газете «Искра» и объявил, что на заводе создается новый социал-демократический кружок, в отличие от прежнего кружка самообразования.
— Руководить кружком буду я, — сказал он при этом.
4
Поезд мчался белой заснеженной степью. Леон сидел на диванчике, одетый в старенький жакет, тот самый, в котором он уходил когда-то из Кундрючевки. И сундучок при нем был тот же, только сейчас в нем лежали брошюры и книги.