— Федька пишет? Когда ему срок?
— Скоро должен прийти. На Кавказе он. Пишет, благородные люди из Петербурга ездят туда грязью лечиться. И, скажи, ума сколько у них, накажи господь, у этих благородных. Да такого добра, грязи паршивой, в любом хуторе вагоны наберутся, а они, видал, куда едут! То-то деньги некуда девать!
Леон рассмеялся, но умолк, поморщившись от боли, и дотронулся до повязки на голове.
Игнат Сысоич недоверчиво посмотрел на него.
— Кто ж это тебя, сынок? Ты не кройся от родителя, чего уж теперь. За политику это?
— Урядник плеткой.
— Да он что, сбесился? Таки ни за што ни про што бить? — возмутился Игнат Сысоич. — Эх, а говорил — зашибся!
Леон перевернул железную коробку и сел на нее. Игнат Сысоич чувствовал: с недобрыми вестями приехал сын, но ему не хотелось верить в это, и он спросил:
— Погостевать приехали?
— Забастовка была у нас, то-есть, бунт, по-хуторскому, — ответил Леон. — Рабочих тысячи полторы рассчитали с завода. Ну я отделался легко: рассчитали только. А других казаки в кровь избили, многих в тюрьму отправили.
Игнат Сысоич тяжело сел на мешок с зерном и опустил голову — сутулый, маленький, и от его приподнятого настроения не осталось и следа.
— Та-ак… — он закряхтел и достал кисет, но Леон протянул ему папиросу. — Ать же едучая какая, судьба эта проклятая, а? Ну, гонит в петлю — и шабаш! Что ж это такое: из хутора выгнали, с шахты погнали, а теперь и с завода. За чем же властя смотрят, хотя бы и царь? Живьем в могилу кладут суп-по-ста-ты.
В амбар тихо вошел Егор Дубов, поздоровался:
— Здорово дневали, соседи! С гостями вас да с хорошими новостями!
— Слава богу, Егор Захарыч, — невесело бросил Игнат Сысоич. — Только новости не дюже хорошие. Бьют нашего брата, работать не дают, и никому нет до этого никакого дела — ни властям, ни царю. Ложись в могилу и помирай — только и остается нашему брату.
Егор взглянул на черную повязку на лице Леона, присел на мешок рядом с Игнатом Сысоичем и хмуро сказал:
— Расскажи, Игнатыч, что там у вас случилось. Не бойся.
Алена не стала сама рассказывать о Леоне. Помогая Марье делать вареники, она расспрашивала о хуторских новостях. Когда Леон, расставшись с Егором, вошел в хату, Марья, увидев повязку на голове сына, испуганно спросила:
— Господи, что это с тобой, Лева?
Леон рассмеялся.
— Вот, не успел войти в хату, а вы уже испугались. Сестра, пожалуйста, сбегай в лавочку, купи там… — обратился он к Насте и зашарил по карманам.
Марья недовольно посмотрела на Алену.
— Что же ты мне тут сорокой трещишь, а про главное — ни слова?