Узнав подробности об этом событии, Рян Сон Рён сказал мне, что может случиться серьезное происшествие, когда держу при себе такого ординарца, как Ли Сон Рим, и советовал заменить его другим.
Но я не принял тогда его совета. Ли Сон Рим вместе со мной сходил в Онсон и Чонсон, долгое время находился и в горах за Тумынем. Он был мужественным и отважным ординарцем, не боявшимся смерти.
Ли Сон Рим, вероятно, погиб в бою близ Туаньшаньцзы. Тогда мы оказались под ударом с двух сторон — японских войск и Цзинъаньской армии. Парень бежал в отряд Пин Наньяна, чтобы передать мой приказ, и на пути неожиданно столкнулся с противником. Не осталось ни одного патрона в маузере, найденном возле погибшего ординарца. Зато вокруг него валялось пять или шесть вражеских трупов. Погиб, как настоящий солдат, смертью храбрых.
Обняв погибшего Ли Сон Рима, я так горько плакал, что и Пин Наньян всхлипывал.
Когда мы нашли труп Ли Сон Рима на поле брани после победы над врагом, перед моими глазами всплыла школа Детского отряда в Ванцине, пороги которой обивал он при жизни. В этой школе было много его товарищей по играм и закадычных друзей.
«Как мне теперь к ребятам Детского отряда Ванцина идти, похоронив Сон Рима на земле Северной Маньчжурии?» При такой мысли подступил у меня к горлу горячий комок, на глаза навернулись слезы.
Боевые друзья долбили замерзшую землю для погребения Ли Сон Рима, но я запретил бросать в могилу мерзлые комья, ибо мне чудилось, что паренек вот-вот оживет и бросится в мои объятия. Я никак не мог тронуться в путь, оставив мальчика в земле, холодной, как лед. Ли Сон Рим, который шагал через перевал Лаоелин, недовольно что-то бормоча, проклиная тот крутой перевал, и поныне покоится насклоне безымянной горы вместе с другим и павшими боевыми друзьями. Пусть же слышит он песню о новой жизни, разносящуюся по обширной земле Маньчжурии.
4. Звуки губных гармошек в Нинане
Нет ничего более обидного, более горького, чем прохладное отношение народа к армии, призванной защищать его интересы.
Возможно, читатель не поверит, но действительно наш экспедиционный отряд испытал подобный «холодок» сразу же после перехода через перевал Лаоелин. И, наверное, можно в связи с этим задать вопрос: «Где ж это видано, чтобы народ, преисполненный истинным чувством долга, защитник и выразитель этого чувства, сторонился революционной армии, с прохладой относился к тем, кто защищает интересы народа?»
К сожалению, давая на этот вопрос утвердительный ответ, мне приходится рассеивать подобное всеобщее сомнение.