— Целый год, — в его голосе прозвучало горькое разочарование.
Сара вздохнула:
— Любимый, я знаю, я чувствую, как тяжело провести год в разлуке. Но здесь меня удерживают дела, которые нужно уладить и… память о Клоде. Я многим обязана ему; Юлиан, ты не должен огорчаться. Разлука неизбежна. Ты сам говорил мне, что из-за меня забыл о своей карьере. Я не хочу мешать тебе, я хочу, чтобы ты стал знаменитым. Через год ты добьешься славы и через год мы будем женаты.
— Если я до тех пор не умру от тоски по тебе.
— Юлиан, мне тяжело, но я не жалуюсь.
— Потому, что ты не любишь так сильно, как я!
Она взглянула на него. Ее глаза сверкали.
— Как ты можешь так говорить! Возьми свои слова обратно! Я люблю тебя больше жизни. Разве ты не знаешь этого, Юлиан?
Ее губы нежно коснулись его уст. Она прижала голову Юлиана к своей груди.
— Я люблю тебя. Я была жестокой и не понимала своего чувства, но теперь, Юлиан, моя жизнь принадлежит тебе и для меня никто больше не существует в мире, кроме тебя.
Тронутый ее нежной лаской, он обнял ее и еще крепче прижал к себе.
— Ты — моя судьба, — промолвил он.
Оставив Сару, Юлиан отправился в свою квартиру, где до сих пор жил с отцом.
Он рассказал Саре о своей ссоре со стариком, не объяснив причины. Слушая Юлиана, Сара догадалась обо всем, но решила не рассказывать ему о посещении Доминика Гиза. Она была так счастлива теперь, что забыла о прежних волнениях и обидах. Кроме того она не хотела быть причиной раздора между Юлианом и его отцом и надеялась, что между ними наступит примирение. Все же она не хотела встречаться со стариком, хотя простила ему.
Когда Юлиан вернулся домой, квартира показалась ему пустой и неуютной. Он позвал Рамона. Раздались шаркающие шаги, затем смолкли и на пороге показался старик Гиз.
— Здравствуй, отец, я хочу сообщить тебе новость, — сказал Юлиан.
Отец не ответил. Он вошел в комнату, оставив дверь открытой. Юлиан подошел к двери и закрыл ее.
— Министр иностранных дел предложил мне должность, в Тунисе. Я принял ее.
Старый Гиз беспомощно снял монокль и сказал сдавленным голосом.
— Неужели?
Юлиан подошел к нему и обнял его за плечи, Уже много лет он не был так ласков с отцом.
— Да, это так, — сказал Юлиан с добродушной насмешкой, — и я знаю, что ты очень рад.
Отец не ответил, и Юлиан только теперь заметил, что старик очень побледнел и осунулся.
С искренним раскаянием он тихо воскликнул:
— Отец!
Гиз заговорил, наконец, с трудом сдерживая волнение. Его голос дрожал:
— Поздравляю, Юлиан.
— Благодарю тебя, хотя твое поздравление не очень сердечно, отец, — с улыбкой сказал Юлиан.