Ракеш отрицательно покачал головой.
— А Тони? Тони Курц?
— Нет.
— Может быть, Хинтерштойссер?
Ракеш сделал жест рукой, как будто пытался поймать ускользающую мысль. Щёлкнул пальцами и указал на Манфреда.
— Точно! Это альпинисты. Они погибли в тридцать шестом в Альпах.
Манфред был прекрасно осведомлён о том, какой сейчас год. Ещё в клинике, расписываясь в бланках после осмотров, он увидел дату. Не придал тогда этому значения, отложилось в памяти и всё. Получалось, что в тридцать шестом он просто не мог присутствовать при тех событиях — это выглядело бы как полный бред, абсурд! Тогда откуда такие явные образы? Откуда у него возникло ощущение полной сопричастности с происходящим в горах?
Манфред вспомнил и о более реальном предмете — ледовом крюке, который лежал на дне сумки. То, что Лист до аварии был альпинистом, теперь не вызывало сомнений. Значит, он хорошо знал историю восхождений, наверное, так. Ну да, это всё объясняет. Как профессионал он не мог не интересоваться такими подробностями, по-другому и быть не могло. И крюк — это тоже вполне объяснимо: вещица досталась ему по наследству или в подарок… Нашёл при восхождении, вытащил из расщелины… Да, господи, вариантов — море.
Обо всём увиденном Манфред рассказал Ракешу. В любом случае, какие бы цели ни преследовал его новый знакомый, он был единственным человеком, который оказывал ему реальную помощь. Возможно, рассчитывая в итоге на определенную плату, но это не имело значения. По крайней мере, на сегодняшний день.
Ракеш продолжительное время молчал, раздумывая над тем, что услышал. Наконец произнёс:
— Ну что же, всё сходится. Я ведь не зря привёз вас во Франкфурт. Можно, конечно, и рассказать, но будет лучше, если вы всё увидите своими глазами.
СССР, Ярославская область, пос. Переборы. 1940 год.
Со строительством плотины на Шексне в срок явно не укладывались. Уже зима на исходе, работы — конь не валялся, а планировали к лету уже запускать. Куда там!
Начальник строительства Осипчук каждое утро на разнарядке матерился на чём свет стоит. Приходилось работать в две, а то и в три смены. Павла почти всегда назначали в ночную из-за «политики». Так что по ночам он горбатился, а не отдыхал, как все нормальные люди. Днём в бараке тоже не поспишь — хавчик приготовить, мастырку изобразить, подлечить кого или убрать за блатными. Делов море.
Особо Завьялова не трогали. Только Круглов иногда по жопе похлопает или пристроится сзади, когда Пашка стоя раком полы моет. Для всеобщей ржачки вроде как.
«Не любите свет советской власти — будете хуярить по ночам!» — любимая поговорка Осипчука прижилась и в жилзоне. Этими словами Днепр каждую ночь напутствовал «политических».