Однажды мы напугали ее. Принц Игорь, танцуя с Золушкой, вдруг побелел как мел, присел и свалился на пол. Мы растерялись. Шура Жук побежала за водой, я стала трясти его и плакать от страха. Девочки тоже заплакали, нам показалось, что Игорь умер. Вбежала Шура с кружкой воды, за ней — тетя Таня. Она подняла мальчика, посадила на стул, поддерживая его голову и плечи. Шура поднесла к его губам кружку. Вода полилась, не попадая в рот, на галстук. Игорь открыл глаза.
— Ведите его домой, — сказала тетя Таня, — сил у него нет, поесть ему надо.
— Ничего, ничего, — успокоил нас Игорь, — это пройдет, у меня уже так было.
В тот вечер мы больше не репетировали.
Ира Сенюкова приходила ко мне в выходные дни, и мы с ней отправлялись к Аделаиде. Та уже не ходила на работу в свою парикмахерскую, еле поднималась с постели, под подушкой у нее лежала пачка сторублевок. Аделаида продавала свои серьги и кольца.
— Мои красавицы пришли, мои умницы золотые, — говорила она, и мы верили каждому ее слову, обмирали от радости, что мы красавицы да к тому же и умницы золотые.
Аделаида рассказывала нам свои сны: ей снился Симферополь, довоенная жизнь. Она не толковала сны, они были как бы второй ее жизнью. И рассказывала она о них как о чем-то реальном.
— Иду я, девочки, по Симферополю и чувствую, что у меня каблуки на туфлях шатаются. Как будто не по земле иду, а в лодке переступаю. Останавливаюсь и, не нагибаясь, сбрасываю туфли, и летят они от меня в разные стороны. Иду босиком. Боже мой! Навстречу артист Бурлацкий. А я босиком.
Аделаида замолкает, Ира спрашивает:
— А потом что?
— Потом он останавливается. Я гляжу на него, он — на меня, глаза в глаза. Он хочет сказать мне: «Я люблю вас». А я это знаю без всяких слов. Он любит меня, но у него жена и дети. Зачем мне такая любовь? Я говорю ему всего одно слово: «Никогда».
— Зачем он вас любит, если у него жена и дети? — спрашивает Ира.
— Любовь выше всего, — отвечает Аделаида. — Любовь управляет человеком, а не он ею.
Она дает нам деньги, и мы идем на базар за молоком. На улице март, но мороз сильный, зима еще не отпустила. Молоко на базаре продают мороженое. Белые мерзлые круги, повторившие форму миски, снизу голубые, сверху желтые, лежат на столах рядами. На базаре бурлят толпы народа. Ушлые тетки-спекулянтки, похожие друг на друга своими заветренными щекастыми лицами, продают американский шоколад без оберток, дрожжи и консервы. Мы с Ирой смотрим на шоколад, на безногих солдат в шинелях и полушубках, торгующих папиросами, и чувствуем свою инородность в этом мире. Протискиваемся к прилавку, покупаем круг молока и чуть ли не бегом покидаем базар. По дороге я говорю: