И те же карты подсказали ему: Гена, уезжай, тебе осталось здесь совсем немного жизни. Гена где-то незаметно перешёл ту грань, в общем, стал знать слишком много для смертного в этом городе и этой стране. Пусть даже очень небедного смертного.
И он устроил нападение на себя с последующими похоронами…
Чего ему это стоило?
Денег.
Но — привело лишь к тому, о чём вы прочитали.
— Что же это за картина такая? Выходит, если б я её похитил, то за неё меня убили мои же друзья? — не давала покоя Геннадию Бертрановичу навязчивая мысль. — Можно подумать, меня и убить больше не за что? Ну, опера, ну, циркачи…
Ведь если бы какой-то олух не украл её аккуратно за день, когда он инсценировал свою смерть, в эти самые минуты господин Суэтин плескался бы в Средиземном море и учил хохотушку Раю плавать, а не лежал у неё на чердаке в конце пустынной улицы.
На Геннадии был надет синий костюм «Пума», один в один какой на кладбище вырыли супруги Чаплыжкины в последнюю пятницу.
— Что же делать?! — спрашивал себя Геннадий Бертранович.
БРАТ ПО НЕСЧАСТЬЮ
На дорогу вышел огненно-рыжий крыс Тимофей. Голова у него кружилась. После съедения картины он вдруг почувствовал себя не в шутку плохо. Если бы кто учёный объяснил крысу, что в масляных красках содержится большой процент свинца — Тимофей ни под каким видом не стал бы завтракать картиной.
Смотреть на Тимофея без слёз было почти невозможно. Он едва шевелил усами на розовой морде.
— Что же делать? — спросил Тимофей луну.
Его супруга собирала деньги на поминки и готовилась к невеселой роли вдовы.
ПРЕДЫСТОРИЯ
Теперь что касается этой свёрнутой в рулон картины, хранившейся до последнего времени в углу запасника музея прикладного искусства…
Про картину поподробнее пошла узнать мать Раисы — Галина Ивановна. Идти было недалеко — на улицу Коммунаров, к уборщице музея прикладного искусства Нинели Константиновне Гриб.
— В ней есть… то есть была — божья искра! — подумав, сказала уборщица.
— А ты её видела? — посидев и подумав, спросила Галина Ивановна, которую никто за всю жизнь обмануть так и не смог. Бывают такие женщины.
— Да! — подозрительно быстро сказала Нинель Константиновна.
— И что на ней нарисовано? — одарила её ещё одним взглядом Галина Ивановна.
— Живое препятствие… на пути, — пробормотала уборщица.
— Что это значит? — и не думала сдаваться Галина Ивановна.
— Ну, — встала и развела руками Нинель Константиновна. — Искусство нельзя описать вербально.
Галина Ивановна напряжённо вгляделась в одухотворённое лицо уборщицы.
— Ну, словами, — смилостивилась та.
Галина Ивановна покачала головой и тяжело вздохнула. Оригинальностью мыслей Нинель Константиновна славилась с детства, её из-за этого трижды не приняли в педучилище.