- Из местных новостей: умерли еще два подростка, в обоих случаях самоубийство. Официальные лица органов здравоохранения графства не в состоянии объяснить эту тревожную тенденцию...
Состроив гримасу, Макс переключился на радиостанцию музыкальных программ в тот момент, когда тридцатитрехлетний врач Нил Гольдман нагнал его. Читая на ходу результаты обследования своих пациентов, он недовольно произнес:
- Ни единого приятного сообщения, чтобы начать день.
- Послушайте, док, - сказал Макс. - Я придумал новую теорию обо всех этих самоубийствах.
- Только не скрывай ее от нас, - шутливо проговорил Гольдман. - Нам нужна вся помощь, какую мы только можем получить.
- Беспорядочные хромосомы, дружище, - ответил Макс. - Подумайте-ка об этом. Ведь все эти родители баловались ЛСД в шестидесятых.
- Это противоречит теории доктора Симмс, - улыбнулся Гольдман. - Она считает, что причина лишь в сексе, наркотиках и рок-н-ролле.
Макс повернул в другой зал, а Гольдман продолжил свой обход. К нему подошла девочка-подросток.
- Доброе утро, Дженнифер, - поздоровался Гольдман.
- Доброе утро, доктор Гольдман.
- Как твоя рука?
Дженнифер протянула ему кисть руки со следами ожогов от сигарет.
- Вот этот от ментоловых, этот от обычных, а этот от самых легких, указала она на три разных рубца.
- Они хорошо заживают, - констатировал Гольдман.
- Я веду себя хорошо. Когда я получу разрешение на сигареты?
- Лучше дыши полной грудью, - отшутился Гольдман.
Дженнифер пожала плечами и отошла в сторону.
Навстречу шла другая девочка-подросток. С темными кругами под глазами, она выглядела изможденной.
- Привет, Тарин, - сказал Гольдман. - Ты выглядишь нездорово, детка. Спишь ли ты вообще?
Тарин не обратила на него никакого внимания и прошла мимо.
- Не думаю, - пробормотал Гольдман, делая пометку в своих бумагах.
Он остановился у изолятора и посмотрел в маленький глазок, забранный сеткой. Кинкайд, огромный и сильный на вид семнадцатилетний парень с остриженной головой, сидел в углу белой комнаты, обитой чем-то мягким, уставившись в никуда. Гольдман сделал еще одну пометку.
Неожиданно рядом с ним появилась главный врач больницы Элизабет Симмс.
- Как он себя чувствует? - спросила она.
- Остывает, - ответил Гольдман.
- Если такие срывы будут у него и дальше, мне придется держать его в изоляторе постоянно.
- Не беспокойтесь, до этого дело не дойдет. В этот момент Кинкайд тихонько запел:
"Мне больше не снятся сны, У меня нет больше снов, Всю ночь напролет я пою свою песню, Потому что мне больше не снятся сны". Гольдман и Симмс посмотрели друг на друга и пошли дальше.