Но тогда кто?
И главное, как так получилось, что его настолько чисто взяли?
— Это… личное, — клеймо на шее самый верный признак того, — и дурное. Личное и дурное…
Робкий стук в дверь оборвал нить мыслей.
— Там… — Гавин глядел исключительно на пол, словно чувствовал за собой вину, хотя он-то был не при чем. — Их Светлость вас желают видеть.
А ей кто донес-то?
В гостях у Урфина бывать мне не доводилось. И следовало признать, что устроились Их Сиятельство с комфортом.
Неброско. Уютно. Один камин в полстены чего только стоит. А вот растения в каменных кадках полить следовало бы. Интересно, эти кусты ему часом не Кайя приволок? Если так, то заревную… впрочем, одного взгляда на Урфина хватило, чтобы, во-первых, проникнуться жалостью, которая зело мешает воспитательному процессу. Во-вторых, осознать — романтикой в ночных похождениях и не пахло, что было довольно-таки обидно: если уж получать, то за дело. В-третьих, призадуматься — не является ли нынешнее плачевное состояние для Их Сиятельства нормой. Это какой патологической невезучестью или неуемной жаждой приключений обладать надо, чтобы за последние месяцы столько раз вляпываться?
— Ну? — поинтересовалась я, давя в себе змею сочувствия. — Что на этот раз?
— Ничего, — неправдоподобно соврал Урфин, заворачиваясь в меховое одеяло. — Отдыхаю.
А зелень под глазами, стало быть, от переизбытка здорового сна.
Сержант хмыкнул, соглашаясь с моими выводами.
— Иза, а давай в другой раз поговорим?
Предложение мне не понравилось, и я выдвинула встречное:
— Признавайся сам. Не то хуже будет.
— В чем?
— Во всем.
— Во всем — будет долго, муторно и мрачно.
Ничего, Наша Светлость потерпят. Они в последнее время только и делают, что терпение тренируют. Но Урфин определенно не собирался сдаваться по-хорошему. Я оглянулась на Сержанта, на сей раз решившего с местностью не сливаться, но занять кресло у камина; перевела взгляд на дядюшку Магнуса, который наблюдал за мной с восторгом энтомолога-любителя, узревшего крайне редкий экземпляр уховертки; и снова на Урфина. План действий самозародился, верно, на тлеющих остатках других планов, более революционного характера.
Сдернуть одеяло совсем не получилось — Урфин вовремя успел среагировать, а хватка у Их Сиятельства оказалась бульдожья — но и увиденного было достаточно. Его грудь, плечи, живот — одна сплошная гематома. Сизо-лиловая, с красноватыми прожилками, с прорывающейся желтизной, которая обозначала условные границы перехода одного синяка в другой.
Слой мази — резкий запах ее был неприятен — лишь усугублял общее впечатление.