Фамильные ценности (Лобанова) - страница 2

Разумеется, ничего этакого, из ряда вон, Зоя покупать и в мыслях не держала, да и к чему такие изыски женщине за сорок, размер пятьдесят? У которой, кстати говоря, и всех-то возможностей на сегодняшний день – голый оклад, три тысячи рублей в клеёнчатом кошельке, разрисованном рыжими листьями. А всех-то планов – подыскать пару сапог подешевле в оптовых рядах.

Но, с другой стороны, почему бы ей было не побаловать глаз? Почему не полюбоваться хотя бы вот этим кокетливо-строгим платьем с длинным разрезом? Или ажурными колготками на стройных пластмассовых ножках?

В этом сезоне «толчок» наводнило настоящее море дублёнок: натуральных, искусственных, серых, коричневых, золотистых, цвета электрик, аквамарин и розовый фламинго – с меховой опушкой по воротнику, рукавам, вокруг карманов, с пушистыми полосками и шашечками по подолу. Всюду, куда ни глянь, теснились коротенькие дублёные курточки, полудлинные приталенные полушубки и пальто с расклешёнными юбками и диковинно расходящимися хвостами.

Глаза не вмещали всего этого великолепия! Населения города не хватало для такого обвала верхней одежды!

И всего-то единственный раз Зоя расслабилась и опасно приблизилась к полосатой палаточке, и в ту же минуту продавщица, высунувшись, протянула к ней руки с призывным криком: «Подберём, девушка, на вас!»

«Куда это я?!» – спохватилась Зоя, поспешно поворачивая назад. Ей ли было не знать, что её судьба – это прямые куртки на молнии и классические тёмные брюки, которые как по команде надели почему-то все старухи вплоть до девяноста лет!

И дело тут было даже не в содержимом рыжего кошелька. Просто приходилось Зое учитывать одно поистине ужасное собственное свойство, не объяснимое никакими материальными причинами – свойство вроде наведения на вещи порчи.

Эта мрачная особенность не то физической природы Зои, не то ее судьбы заключалась в следующем: стоило любой новой вещи, пусть и самой волшебной красоты, пересечь порог её квартиры, как сияние блёсток колдовским образом начинало меркнуть, цвета – тускнеть, кружева – съёживаться, и через какое-то время всё недавнее великолепие выглядело замученным, ношеным-переношеным и таким же унылым и старомодным, как и все до единого остальные предметы её гардероба.

Быть может, роковой изъян крылся в её внешности?

Иногда, собравшись с духом, Зоя становилась перед зеркалом, выпрямлялась и поднимала голову, чтобы в буквальном смысле взглянуть правде в лицо.

Положа руку на сердце, фигуру её нельзя было назвать уродливой или бесформенной. Но нельзя было и не заметить постепенного, неумолимого её оплывания – вроде того как оплывает подтаявшее мороженое, которое, даже если его засунуть в морозилку, никогда больше не станет аккуратным прямоугольным брикетиком.