– Отдадим винтовку, когда поедем прочь, – пообещал я и передал пареньку тарелку, полную бекона, бобов и лепешек. Еду он принял, однако есть не стал. Только таращился на нее с таким видом, будто угощение вызывало в нем жуткую скорбь.
– Что не так? – спросил я.
– Надоело, – произнес паренек. – Меня постоянно лупят по голове.
– Скажи спасибо, что я не снес ее пулей, – сказал Чарли.
– Больше мы тебя не ударим, – вставил я. – Ты, главное, не хитри. А пока ешь, не то остынет.
Паренек смел еду с тарелки и, немного погодя, ее выблевал. С голоду его желудок отвык принимать твердую пищу, и теперь малец сидел и смотрел на полупереваренный завтрак, размышляя, поди, не проглотить ли его обратно.
– Слышь, парень, – предупредил его Чарли. – Только тронь свою рвоту, и я застрелю тебя.
Тогда я отдал мальчишке бóльшую часть своей порции, велев есть медленно, а после прилечь на спину и дышать глубоко. Выполнив указания, паренек откинулся на спину и пролежал спокойно минут пятнадцать. Его не вырвало, но желудок продолжал возмущаться.
– А как же вы? – садясь, спросил меня парень. – Голодным останетесь?
– Мой брат постится во имя любви, – ответил Чарли.
Вот уж не думал, что братец прознал о моем новом режиме питания. Покраснев, я не мог посмотреть ему в глаза, ответить на лукавый взгляд.
Мальчишка вопросительно взглянул на меня.
– У вас есть подруга?
Я не ответил, и он мне признался:
– Я себе тоже подругу завел. Ну, то есть она была моей подругой, когда мы с папкой уезжали из Теннеси.
Чарли спросил его:
– Как вышло, что ты сидишь тут один, без еды и лошадей, на трех повозках?
– Нас было много, и мы ехали работать на берегах рек в Калифорнию. Я, мой папка, его два брата – Джимми и Том, друг Тома с женой. Она первой померла: ела, ела, а еда в ней не держалась. Папка говорил: нельзя было тащить ее с собой. Думаю, он правильно говорил. Мы ее похоронили, поехали дальше, и тут приятель Тома говорит, что не может ехать дальше. Берите, мол, все: и повозку, и инструменты, а ему, мол, надо домой и там поскорбеть. Мол, сердце его разбито. Только он отъехал на четверть мили, как дядюшка Том выстрелил ему в спину.
– Сразу после похорон жены? – спросил я.
– Нет, дня два прошло. Дядюшка Том не хотел убивать друга. Он сказал, что просто припугнуть хотел, для смеху выстрелил.
– Как-то не смешно получилось.
– Да он по жизни был недобрый. И умер он следующим. Подрался в салуне, и ему вспороли брюхо. Крови вылилось море. Она, как красный ковер, под ним растеклась. Сказать по совести, мы только обрадовались. С Томом нелегко было. И он лупил меня по голове больше других. Просто так, без причины. Пройдет мимо – стукнет, пройдет мимо – стукнет.