Бухгалтерша наказала мне:
– Всегда и всюду носите бант, как я повязала его. Увидев его, вспоминайте обо мне и данное вами обещание вернуться. – Похлопав по банту, она улыбнулась и спросила: – Ваш брат будет ревновать?
– Захочет узнать подробности.
– Ну разве не милый бант?
– И блестит очень ярко.
Я надел сюртук и застегнулся. Она прижалась ко мне и обняла, слушая, как бешено колотится у меня в груди сердце. Затем мы распрощались, и женщина вернулась в гостиницу. Но перед этим я успел уронить ей в кармашек юбки сорок долларов, полученных от Мейфилда. Я крикнул вслед, что на обратном пути обязательно заеду к ней, однако моя дама не ответила.
Я постоял немного в одиночестве, прислушиваясь к безумному хороводу в голове: мысли кружились, вертелись, выстреливали, как искры, и гасли. Сейчас не хотелось возвращаться в комнату, хотелось побыть на воздухе. В стороне от главной улицы стоял ряд домов. К ним я и отправился.
У чудного свежеокрашенного домика перед огороженным двором я встретил девочку лет семи-восьми, одетую в премиленькое платьице, шляпку и башмачки. Она стояла, будто кол проглотила, прямо и неподвижно, сжав кулачки и глядя на домик неприязненно, если не злобно. Нахмурившись, девочка плакала. Не навзрыд, однако, а тихо, спокойно, почти молча. Я подошел ближе и спросил: в чем дело. Девочка ответила, мол, ей приснился кошмар.
– Вот прямо только что приснился? – переспросил я и глянул на высоко взошедшее солнце.
– Ночью, – пояснила девочка. – Но я забыла его и вспомнила только сейчас, когда собаку увидела.
Она ткнула пальчиком в сторону жирного пса, что дремал по ту сторону забора. Рядом – ничего себе! – лежала его лапа. Хотя нет, постойте. Это же бедрышко ягненка или теленка. Собаке бросили кость, чтобы грызла. На косточке еще осталось мясцо и хрящики. Если не присматриваться, то и правда похоже на оторванную собачью лапу. Улыбнувшись, я произнес:
– Я уж было подумал, что песик без ноги остался.
Утерев слезы, девочка ответила:
– Так он и остался.
Покачав головой, я ткнул пальцем в сторону пса.
– Он просто поджал лапку, видишь?
– Ошибаетесь. Вот, глядите.
Она свистнула, и пес поднялся на ноги, которых у него и правда оказалось три. Ближайшая к кости, лежащей на земле, правда отсутствовала, но видно было, что лапки пес лишился давно. Примерно с год назад. Сбитый с толку, я все же взялся объяснять ребенку:
– На земле не песья лапка. Это косточка, бедро ягненка. Песик свою лапку потерял давно, и ему совсем уже не больно. Разве не видишь?
Мои слова лишь разозлили девочку. Глянув на меня столь же злобно, как до того она смотрела на дом, девочка ответила: