Объявили антракт, после которого предстояло узнать, кто же из тридцати пар допущен в финал.
Когда прошла оторопь после посещения Недобежкина, Андрей Андреевич Повалихин решил выяснить ценность прощальных подарков, которые сделал его дочери отвергнутый жених.
— Машенька, позвони Семену Григорьевичу, — попросил Андрей Андреевич. — Надо показать ему эти конфетные леденцы. Эффектная подделка.
Более трезвая Машенька попыталась остановить мужа:
— Адик, не надо спешить, зачем приглашать Семена Григорьевича? Мне кажется, это настоящие. Лучше я в понедельник схожу в ломбард или в комиссионку. Там, конечно, мошенники, но все-таки я определю их примерную стоимость.
— Нет, Машенька, в понедельник может быть поздно. Ты же видела, у него был этими сомнительными изделиями набит целый карман. Если это настоящие, мы не должны дать погибнуть молодому человеку. Сегодня еще только суббота. До понедельника его просто убьют.
Андреи Андреевич был злым волшебником, но он не был злым человеком.
Семен Григорьевич после встречи с молодым человеком, устроившим на лестнице фейерверк, был очень сердит на Повалихиных, потому что ему показалось, что этот наглый пиротехник вышел из их квартиры. Звонок Марьи Васильевны пришелся как нельзя кстати, к тому же Семен Григорьевич полгода назад тоже не удержался и сделал Вареньке предложение, естественно, получил отказ и теперь лелеял мечту о мести коварному семейству Повалихиных.
— Сеня, взгляни-ка на эту штуковину, — обратился к нему Повалихин, царственным жестом пригласив его в свой кабинет. — Я хочу знать, сколько это может стоить на аукционах Лондона и Амстердама. Ты на прошлой неделе очень хорошо говорил про Амстердам.
Старший Повалихин указал на стол, на котором на белой салфетке поблескивал небольшой яркий предметец. Андрей Андреевич с удивлением наблюдал, как при взгляде на ювелирное изделие Соловейчик еще за два-три шага до стола вдруг замер и, привстав на цыпочки, подкрался к креслу. Андрею Андреевичу показалось, что „шерсть" на Соловейчике вздыбилась. Соловейчик, словно кот, боящийся спугнуть птичку, подкрался к сверкающему комочку и ласково наложил на него лапу. Цап! И поднес драгоценность к носу. У Семена Григорьевича был нюх на настоящие драгоценности. Потомственный ювелир с вечно брюзгливым лицом и презрительной миной собственного превосходства с минуту изучал предмет. То, что он увидел, было бантом-склаважем, модным в середине восемнадцатого века при дворе Людовика XV, и серьгами в стиле рококо. Желающих лучше представить себе, что такое бант-склаваж, мы отсылаем к портретам той эпохи, где изображены аристократки с бархотками на шеях, на которых крепился бант из драгоценных камней. С минуту или две Семен Григорьевич молча, затаив дыхание, разглядывал составлявшие крылья банта большие кроваво-красные каменья в золотых кастах, восхищался подвеской из еще более крупной каплевидной шпинели в ажурной оправе из бриллиантов, которая крепилась к банту посредством бриллиантовых лепестков.