Надя не могла продолжать. Если сказать Эдде о своем открытии, это причинит ей сильную боль.
— Все в порядке, моя дорогая. Я знаю, о чем ты умалчиваешь.
— Не знаю, понимаю ли я вас.
— Ален Смит — на самом деле не Ален Смит.
— Вы знаете? — недоверчиво прошептала Надя. — О Георге Лейтоне и о том, что он сделал?
Эдда кивнула.
— Как, очевидно, и ты.
Надя едва не расплакалась.
— У меня было ощущение, что я откуда-то знаю Алена, но не могла вспомнить. Когда телевизионный продюсер сказала мне, что Ален противится съемкам фильма, меня разобрало любопытство.
— И будучи компетентной газетчицей, ты обнаружила правду.
Надя кивнула и спросила:
— А как узнали вы?
— Я была членом комитета, который выбирал стипендиата из присланных Гарвардом кандидатур. Когда Николас поехал в Гарвард, чтобы переговорить с кандидатами, я сопровождала его. Нам понравился тот человек, и мы решили, что он станет хорошим доктором для нас.
— Но несколько лет спустя, когда приехал не тот, кого вы выбрали, почему вы промолчали?
— Из-за Николаса. Однажды он попросил меня не предпринимать ничего, пока я не буду уверена в фактах. Факты я собрала. Помнишь, я же библиотекарь? Я тоже умею проводить расследования;
— Вы могли бы известить правоохранительные органы, его бы задержали и судили.
Эдда кивнула.
— Я могла бы сделать все это, и таково было мое первое намерение.
— Но вы так не поступили…
Эдда тряхнула головой.
— Миртл отчаянно нуждался во враче. Смерть моего дорогого Ника подтвердила это. А то, что я знала о Георге Лейтоне, свидетельствовало, что он должен стать отличным хирургом.
Надя вздохнула.
— Ален знает?
Лицо пожилой женщины потемнело.
— Нет. Я поняла, что настоящий Ален Смит не сказал своему другу Георгу о том, что познакомился со мной, но, видимо, сказал о смерти Николаса. Иначе доктор Лейтон вряд ли попытался бы занять место своего погибшего друга.
— Но через несколько лет вы стали друзьями, и даже тогда ничего ему не сказали. Почему?
— Если бы я сказала, он не остался бы здесь. Его совесть не позволила бы ему, поэтому я и хранила молчание… Я знаю, о чем ты думаешь, моя дорогая. Но на самом деле я не была безответственной. Я знала, что рисковала жизнями, храня молчание, поэтому следила за нашим новым доктором долгое время. И до сих пор у меня не было причин сожалеть о своем молчании.
Выражение ее лица стало таким же нежным, каким оно было, когда она вспоминала своего мужа.
— Мы действительно подружились. Он все чаще приходил ко мне. Справиться о моем здоровье и был очень внимателен. Но мне кажется, ему необходимо было общаться с кем-то, кто показывал бы ему, что принимает его за честного, достойного доверия человека, которым он так старался стать.