Надя заморгала, борясь со слезами. У нее тоже возникло похожее чувство. Особенно когда он сжимал ее в объятиях.
— Он так старался исправить ту свою ошибку и загладить вину, Надя. Многие часы он посвящал пациентам, часто не ожидая никакой оплаты. Иногда, до того как он уговорил доктора Стикса переехать сюда, он приходил ко мне таким усталым, что засыпал на том стуле, на котором сейчас сидишь ты, посредине разговора.
— Я знаю, — прошептала Надя. — Он засыпал так и у меня.
Эдда ответила печальной улыбкой.
— Все это время он был так одинок. Отчаянно одинок. Вот почему, когда ты, похоже, влюбилась в него, я надеялась… Ну я старая женщина с романтическими идеями. Конечно, сейчас иные времена.
— О, Эдда. Я все еще не могу этому поверить. Ведь он признался окружному прокурору, что вошел в операционную под воздействием бодрящих таблеток.
— Да, это так. А потом взял на себя полную ответственность за смерть пациентки.
— Ему не может быть никакого прощения. Он поступил чудовищно!
— Да, — вздохнула Эдда. — И он страдал из-за этого. Когда девять лет назад он приехал сюда, он был совершенно разбитым человеком. В первый раз за свою долгую жизнь я встретила человека, который так ненавидит себя.
Надя опустила глаза.
— Я думаю, что это не прошло до сих пор.
— Да, но уже не так сильно, мне кажется, особенно после того, как встретил тебя.
Надя прикусила губу, не в силах собраться с мыслями.
— Он нуждается в тебе, Надя. Не только в твоей любви, но и в твоей вере. Если ты не сможешь дать ему это, он просто погибнет.
— Мой бог, Эдда, как мне теперь жить? Зная, что он все еще лечит людей, пользуется их доверием — вашим и моим, — как если бы у него было право на это?
— Думаю, у него есть такое право, — ответила Эдда с редкой для нее резкостью. — Он заработал наше доверие. Человек, которого мы знаем по имени Ален Смит, а для многих просто «док». Разве такое уж большое значение имеет имя?
— Но как быть с ложью? С обманом? Не только здесь, но и в Бостоне, где в усыпальнице Лей-тонов похоронен другой человек? А его отец и сестры? Разве не должны они знать, что он жив?
— Я читала — они отказались от него, как только он сделал признание.
— И все же…
— Привет, мам! Я не слышала, как ты пришла. — В комнату вбежала Элли, уже совершенно забывшая о своей вывихнутой лодыжке.
— Привет, моя радость. Мы с миссис Кар пьем чай и беседуем.
Элли нахмурила брови.
— А чего ты плакала?
— Разве. — Надя провела салфеткой по глазам. — Может, это от простуды.
— Эльвира, дорогуша, ты не хочешь переночевать у меня?
Надя хотела возразить, но, увидев выражение лица дочери, передумала.